Текст:Юргелов Тимофей. Полеты на велосипеде и без (ж. Кукумбер 2010 № 08)

Юргелов Тимофей — Полеты на велосипеде и без

Из повести «Жёлтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие», получившей в 2009 году приз Национальной премии «Заветная мечта». Тётя Маша потчевала гостей:

– Давай, Серёга, я тебе ещё рыбного пирога положу. – И мне тоже положьте. – Можешь носом пить? Я могу. – У тебя из ушей потекёт. – Ну-ка не фулюганьте, а то сейчас живо всё заберу! На свой день рождения Борька созвал весь двор. Костя поднял глаза от тарелки и оторопел: прямо на него, облизывая розовые пальчики с прозрачными ноготками, глядела Анжела. Он даже поперхнулся. – Подай конфету, – указала она на хрустальную корзинку с золотой ручкой. – Не эту, а ту вон… Он протянул всю вазу, как его учили, но тут же пожалел об этом. Пока Анжела, а потом сидевшие рядом Жёлтый и Маринка выбирали себе по горсти разных конфет, корзинка под действием силы тяжести начала опускаться – и он чуть не опрокинул стакан. Анжела улыбнулась в знак благодарности – и тут же по всему его телу разлился жар смущения и торжества. Костя что-то пробормотал в ответ – сам не понял, что и к чему – и ещё больше смутился. Когда он вновь осмелился взглянуть на неё, Анжела была уже занята дележом торта: кому достанутся «розочки», а кому «грибочки». Девочкам нарезали с розочками, но неожиданно Жёлтый нагнулся и слизнул с её куска ядовито-морковный цветок. – Тётя Маша! – заверещала Анжела. – А Жёлтый розочку сожрал! – Ну, что ты за человек, Жёлтый! Не можешь, чтоб не напакостить! Словно шилья у тебя в одном месте! – напустилась борькина мать. Жёлтый втянул голову в плечи, скосил глаза к перепачканному в креме носу и расплылся в глупой улыбке. Глядя на него, засмеялась сквозь слёзы даже Анжела, которой срезали с торта и положили на кусок новую розочку. Гости стали выползать из-за стола, икая и поглаживая животы. Потянулись к креслу, где были свалены подарки. Кто-то отвернул дорожку и стал запускать луноход, кто-то пошёл смотреть, как, подбоченясь, пыхает сигареткой курильщик. Костя присел на диван, там собрались игроки в географическое лото. Анжела выдала ему две карты с изображением животных, топографических знаков и первооткрывателей. Она же читала вопросы. Костя быстрее всех закрыл обе карты и, заметив, что Жёлтый прозевал накрыть несколько картинок, громко подсказал ему, а потом сидел с распорядительным видом и с чрезвычайным вниманием следил за игрой, украдкой выпуская колючую лимонадную отрыжку. Постепенно на диване они остались с Анжелой одни: все пошли смотреть луноход. От неё пахло душистым мылом и шоколадными конфетами. Она сползла по спинке дивана, поэтому плечи были приподняты. Разгоряченное лицо в обрамлении русых завитушек нежно розовело, губы ярко горели. Костя готов был не замечать даже родинку под носом. Чудом было уже то, что он вот так запросто сидит рядом с ней и молчит. – Ты тогда катался – это твой велосипед был? – спросила Анжела, разворачивая конфету. Костя смешался и ответил отрицательно в том смысле, что это разве велосипед – так «драбаган». Она выслушала ответ, положила в рот леденец, а бумажку засунула ему в нагрудный карман. Перекатив конфету за щекой, Анжела сказала, что у неё есть «третьеюродный» брат, так у него тоже велосипед, только взрослый. – Только он в другом городе живёт, – добавила она, теперь от неё пахло ещё мятой. Анжела достала изо рта подтаявшую сосучку, посмотрела задумчиво сквозь зелёный кристаллик на свет и сказала:

– Он меня учил, но у меня на нём ноги не достают. – На ком?.. – слегка опешил Костя. – На велике – ба-а!.. – А! – спохватился Костя. – На взрослом можно под рамой кататься. – Хм, я же не пацан в юбке! – возразила она. – На твоём бы я сразу научилась – хочешь, будешь меня учить? Косте показалось, что он ослышался. – Да, только у него прокрутка и тормоза плохие… – Она внимательно посмотрела на него. – Но это ерунда, так у него ход хороший, классный велик! Все же осталась недосказанность: будут они учиться ездить на велосипеде или нет? На другом конце комнаты решали, чем бы заняться. Ирка предложила поиграть в «краски». – Ну уж нет, подруга, если играть, то в «фанты», – сказала со своего места Анжела. В подобных играх распоряжались всецело девочки. Пацаны лишь покорно, словно новообращенные в ожидании таинства, выполняли их приказания. Да и кто лучше девочек сможет скрыть под строгим рвением, серьёзным видом, педантичным следованием правилам тайный, настоящий интерес игры? Они и шепчутся, когда кому-нибудь выпадает долгожданный жребий, как искушённые жрицы, – невольно начинаешь подозревать, что им известно больше, чем простым смертным. Общее возбуждение возрастало с каждым фантом, и когда Косте выпало поцеловаться с Анжелой, все вдруг заржали и заблеяли вокруг. Косте казалось, будто он с самого начала предчувствовал, что так именно всё и случится: так же Маринка сорвёт с глаз повязку и начнёт наводить порядок, расталкивая пацанов; так же Анжела возьмёт его за руку и потащит в прихожую; и так же внезапно стихнет шум в зале и чьи-то любопытные, невидящие – со света в темноту – глаза станут подглядывать из-за занавески через стеклянную дверь… – Я так не буду! – капризно притопнула Анжела, и физиономии скрылись. На кухне гремела посудой тётя Маша, рядом, в туалете, откуда тянуло табачным дымом, вздыхал и покашливал борькин отец. У двери продолжалась борьба: Маринка отгоняла любопытных, но то и дело, приставив сбоку ладонь, вглядывалась в темноту сама. Костя стоял под вешалкой в ожидании, что будет дальше. Он ощутил дыхание на своей щеке – неожиданно по лицу хлестнули волосы: она оглянулась на дверь и, приблизившись, сказала:

– Скажем, что уже всё – понял? – Ага… Вдруг щёлкнула дверь уборной, и оттуда в столбе света и дыма вышел дядя Валера. – Вы кого тут караулите! – прикрикнул он довольным баском. Анжела с Костей проскользнули в зал. При их появлении Жёлтый по-идиотски заблеял: «э-э-э» – но никто не поддержал. Костя был рад, что так всё закончилось: в любом поцелуе – а тем более в таком – есть что-то двусмысленное, от него всегда стараешься увернуться даже с близкими родственниками. Зато отныне их связывала общая тайна, заговор против всех. Что бы теперь ни выпало Косте – съесть горький перец, попросить закурить у дяди Валеры, – он всё выполнял с готовностью. В конце концов, тёте Маше надоели шум и беготня, и она выгнала их на улицу. Спускаясь по лестнице, Серый шепнул ему на ухо, что Ирка нарочно уронила на пол ложку, чтобы Маринка назначила его «фанту» поцеловаться с Анжелкой. Для Кости его слова прозвучали как откровение – он был озадачен, обрадован, смущён: не знал, что и думать, – и при чём тут, вообще, Ирка с Маринкой, когда это касается только его и Анжелы? – Велосипед выноси, – сказала Анжела, ковыляя впереди Ирки по бордюру на скрещенных ногах. Последний марш до своей квартиры он преодолел в три прыжка. Мама мыла пол и укатила велосипед в лоджию. С велосипедом под мышкой он идёт через кухню, там бабушка чистит плиту и ворчит: – Новые брюки в ремки изорвать хочешь… «Второй год они новые!» – но, нет, он молчит, только сжимает губы – некогда. Скорей надеть кеды – и за дверь, пока мама не увидела, что он в «новых» брюках и не заставила переодеваться. А вот и она… – Остынь, сядь-посиди с матерью. – Видит, что ему некогда и нарочно пристаёт. Костя вырвался, заскочил в туалет. Замер, возведя взор к потолку. Странно: когда в нём всё кипит и торопится, организм живёт своей жизнью, в своём неспешном ритме. Костя поторопил его: пс-пс-пс – но не ускорил отправление. Сбегая по ступенькам с велосипедом на плече, ещё слышал, как бурлит вода в их квартире. Ну и где они? Больно задев локтем дверь, он выехал прямо из подъезда. Один Борька стоит в обнимку со своей матерью в окружении сплетниц. Костя объехал вокруг дома – никого. Остановившись подальше от тёток, поймал Борькин взгляд. – Где пацаны? – спросил он почти одними губами. – Туды побёгли твои пацаны, – ответила за Борьку тётя Маша. – Они в «стрелки» пошли играть, – пояснил Борька. Костя повернул в указанную сторону. Точно: вон первая стрелка – он по ней проехал и не заметил. Вторая была за дорогой, она указывала вглубь чужого двора. Костя объехал его весь, но стрелок больше не нашёл. Это обманный знак, сообразил он, и вернулся к первому указателю. Вот верное направление: под акациями, метрах в тридцати, он увидел ещё одну стрелку, начерченную мелом на тротуаре, а там на стене – ещё, и ещё – на колодце… Уже начинало смеркаться, когда, то теряя след, то натыкаясь на него снова, он выехал на пустырь перед железными гаражами и увидел Ирку, которая, присев, осторожно трогала свежую ссадину на колене. Дальше стояли Санька и Лёха, они растерянно улыбались, последний с пальцем во рту. Рядом вилял хвостом Вулкан. Костя подъехал ближе – и ему открылась следующая сцена. В проходе между гаражами Серый и Жёлтый выкручивали Анжеле руки, Маринка оттаскивала то одного, то другого – неожиданно Жёлтый резко заломил руку вверх. Анжела нагнулась и застонала скороговоркой: ой-ой-ой. Её отпустили, она присела на корточки, обхватив локоть, и залилась слезами. – Дураки, руку сломали! – закричала Маринка. Серый с Жёлтым переглянулись, не зная, что сказать. Тут Санька спросил:

– Ну, мы будем играть – нет? – Со сволочами ещё играть! – выкрикнула яростно сквозь слёзы Анжела. – С больными дурами – играть! – возразил запальчиво Жёлтый. Они принялись выяснять, кто первый начал. Костя понял только то, что у мальчиков и девочек диаметрально противоположные представления на этот счёт. Маринка присела рядом с Анжелой, обняла её за плечи. – Не обращай на дураков внимания. Если он ещё хоть раз тебя тронет… – Она выразительно посмотрела на Жёлтого и стала шептать подруге на ухо. После её увещеваний Анжела встала и сказала, что играть будет – «но только до первого раза, пока они не смухлюют». «Сами вы мухлюете!» – пробурчал под нос Жёлтый. – Надо наново поделиться, а то у вас одни пацаны, а у нас одни девочки, – сказала Марина, продолжая обнимать Анжелу. – Я что ли девочка? – подал слабый голос Лёха, но его никто не услышал. Разделились по-новому. Костя был почему-то уверен, что попадёт в одну команду с Анжелой – так и случилось. Он уже не удивлялся своему везению, оно казалось естественным. Но тут возникло новое затруднение – велосипед. Против него восстали Санька с Иркой. Помощь пришла с самой неожиданной стороны. – Ладно-ладно, фиг с ними, пускай… – сказал обиженным тоном Жёлтый, хоть и был с ними в одной команде. Анжела, не говоря ни слова, вскарабкалась на раму, Серый и Лёха бежали рядом и отмечали свой путь призрачными в сгущающихся сумерках стрелами, словно символами своего стремительного передвижения. – Потом я, чур, на велике, – крикнул Серый. Костя не ответил. Несмотря на боль в спине и ногах, несмотря на то, что пушистый затылок закрывал дорогу и мешал дышать – и приходилось широко расставлять колени и локти, чтобы не задеть её, – он ни с кем не собирался делиться драгоценным грузом. Оторвавшись от преследователей, Костя предложил Анжеле пересесть на сиденье, он же будет крутить педали стоя. Но не успели они поменяться местами, как из-за угла выбежали преследователи. Серый крикнул: «Встречаемся у магазина», – и скрылся в ближайшем проулке. Оглянувшись, Костя увидел, что Ирка с Санькой держат вырывающегося Лёху; увидел со всех ног бегущего Жёлтого… Улица уходила под гору – он с трудом, наваливаясь всем весом на педали, стронул велосипед. Расстояние между ними и Жёлтым неумолимо сокращалось: ещё немного, и тот ухватится за сиденье – уже и руку протягивает… Но велосипед, казалось, сам набирал скорость. Вот напряжённое лицо Жёлтого начало отставать, – когда Костя оглянулся в следующий раз, то Жёлтый был уже далеко, он перешёл на шаг и досадливо размахивал руками. Велосипед мчал их сквозь темноту. Он стал неуправляем: штанина «новых» брюк попала в цепь – невозможно было ни остановиться, ни даже притормозить. Руль, словно живой, пытался вырваться на выбоинах из рук. Костя судорожно сжимал его, опустившись на раму, и вглядывался в чёрную бездну, в которую они падали. Острые пальчики впились в плечи. Они обогнали «волгу» с блеснувшим на капоте оленем. Костя мог разглядеть белые цифры на светящемся голубым огнём спидометре. Мрак чередовался с полосами света, красными вспышками светофоров. Чьи-то тени – не то летучих мышей, не то людей – пересекали им дорогу. Кто-то страшно рявкнул у них за спиной. Мошка врезалась ему в нёбо, и Костя проглотил её. Однако страха не было – одно упоение бешеной гонкой. Потом, уже дома, при мысли о том, чем могла она закончиться, его пронизал леденящий ужас, но тогда… Её руки лежали на его плечах, и он словно знал, что с ними ничего не случится. Велосипед вылетел на главную площадь, проехал мост через реку, докатился до рынка и только там остановился. Возвращаться пришлось в гору: чтобы пройти расстояние, которое они преодолели за считанные минуты, потребовалось не меньше часа. Но Костя не думал о времени – потому что времени больше не было… Она шла по одну сторону от велосипеда, он – по другую (как ходят в старых фильмах влюбленные, поэтому было немного неловко). О чём они говорили – прерви его тогда, он и то не смог бы ответить. Последнее, что Костя запомнил, это то, как он убеждал её, будто научиться на велосипеде – легче лёгкого. Когда его учили, толкнули в спину – и он покатил… Нет, только толкать её не надо, говорила Анжела, ездить она умеет – не может лишь поворачивать и останавливаться. Лучше пусть он подержит велосипед, когда она будет садиться. Ладно, соглашался Костя, а научиться останавливаться – вообще легкота и т.д. и т.п.. – Какую девочку ты сегодня на велосипеде катал? – пристала с порога мама. – Как её зовут? Где живёт? – Секрет, – бросил на ходу Костя и, чтобы избежать расспросов, заперся в ванной. Он открыл воду, посмотрел в зеркало. Оттуда выглянуло его собственное и в то же время чужое лицо: серьёзное, с вздыбленными надо лбом волосами, с тёмными подтёками на висках. Он словно забыл о его существовании и теперь с интересом рассматривал себя. Осторожно, чтобы не задеть взъерошенную романтично чёлку, умылся, ещё раз взглянул в зеркало: всё равно что-то бесследно пропало. – Ты что там, заснул? – задёргалась дверь. Костя попытался проскользнуть незамеченным – но где там! – Постой! Скажешь, чья это девочка? Как зовут? – Я-то откуда знаю, господи! – Как будто ей важно знать: кто да чья – лишь бы его подразнить. Он вырвался, заскочил в свою комнату. – Иди ноги помой, ухажёр, пятки как сажа! – Я ещё не буду ложиться. Он упал животом на кровать, раскрыл книгу. Прочёл целую страницу и лишь тогда заметил, что не понимает, о чём читает. Перечитал – и опять словно какая-то сила вытеснила смысл прочитанного. В голове роились события прошедшего дня: сговор девочек, несостоявшийся поцелуй, полёт с горы – и последнее: вот она, виляя, поворачивает и едет прямо на него. В глазах сосредоточенность и испуг, глядит на Костю, он пытается её остановить… Вдруг кто-то трясёт его за ногу, и он слышит ласковый голос:

– Иди, барбосина, ножки помой, я тебе постелю. – Оказывается, он заснул, но просыпаться тяжело, да и не хочется. Стараясь не расплескать сон, с закрытыми глазами он бредёт в ванную, натыкается на косяки и углы – и пребывает как бы между двух реальностей. Колеблется, к которой пристать, и не пристаёт ни к одной. Они причудливо переплетаются в его мозгу: острый угол стола и велосипедный руль, который врезается ему в бок. Их подчас невозможно отделить одну от другой: что это краснеет там впереди? Настольная лампа сквозь веки или сигнальные огни машин?.. Вот и ванна – сел на её холодное ребро, свет не включил нарочно. Но откуда столько света? И почему они мчатся уже не вниз, а вверх? Из прозрачной глубины над головой разливается бирюзовое сияние, свежестью веет в лицо. Он держит Анжелу за руку, внизу из-под ног улетает светящийся, голубой шар. Они уже оттолкнулись от него, но необходимо последнее усилие, чтобы вырваться за пределы притяжения. Выгнув одновременно спины, волнообразно толкаются всем телом – и шар начинает быстро удаляться. Костя ощущает тянущую негу в спине и ногах после каждого такого толчка, душа дрожит, как оперенье. Навстречу им летят две планеты. Сквозь серебристую дымку атмосферы видны материки, леса, горы; допотопные животные плавают в океане. Он взглянул на Анжелу: у неё черные, вьющиеся волосы, персидские глаза – и это не удивляет его. Они снова, как одно существо, толкаются, изогнув спины, – и планеты проплывают с двух сторон, остаются позади-внизу. Впереди-вверху всё небо залито лучистым, сквозь голубое, сиянием… – Где Костя? Я его отправила ноги мыть – куда он запропастился? – слышит он голос матери. «Я не запропастился!» – хочет он крикнуть в ответ, но не может – и тут неземной свет приблизился, ударил ему в лицо. – На унитазе заснул! Ах, ты, борбилочка, вставай-просыпайся, соня. Пойдём, я тебе ножки помою. Костя открыл глаза и обнаружил себя сидящим на унитазе. Из прихожей в лицо светит лампочка; плечо, которым он только что рассекал пространства, занемело, прижатое к холодной стене; спина затекла. Перед ним стоит мама и пытается приподнять его под мышки. – Я сам, – бормочет Костя. – Сам так сам. Как от тебя всё-таки псиной разит. Костя бредёт в ванную, отворачивает кран… Но ощущение полёта – этот щемящий трепет и переполненность пространством – не проходит.