Текст:Попов Валерий. Эталон (ж. Кукумбер 2005 № 3)

Попов Валерий — Эталон

Художник: Прилепа Василий

Кувырок у меня всегда выходил вбок. Потому что голова у меня не круглая. Ну и что? Мне это даже нравится. Да и ребята попривыкли. И наш учитель физкультуры только посмеивался, бывало, когда я постою на голове, постою и набок валюсь. Он вообще толстый такой был, добродушный. Задумчивый. Всё ладонью по груди шлёпал, искал, где у него свисток болтается. А свисток маленький был, и вообще не свисток, а манок на уток – свись-свись, – ничего не слышно. Однажды проходили соревнования – бег на сто метров. Мы согнулись на низком старте в напряжении. Стоим, ждём. А свистка всё нет. Оборачиваемся – а он сидит, на солнышке дремлет. Увидел нас:

– А! Что же вы? Пошли, пошли… А секундомер давно уже – тик-тик-тик. Вот такой он был. И однажды – исчез. Вернее, пришел на урок другой. Совсем. По фамилии Ционский. Сначала он мне понравился: молодой, подтянутый. И свисток – три дудки. Громкий, резкий. Ционский нам сразу же такую дал разминку, что ночью потом никто заснуть не мог – кости гудели. — Я, – говорит, – сделаю из вас людей!! А после разминки устроил всем нам испытание. – Присесть на одной ноге! Только шестеро смогли. И я. – Теперь встать на одной ноге! И вдруг – встаю один я. Остальные валятся. – Фамилия? – Горохов. – Я, – говорит, – беру тебя к себе в спортшколу… Потом ещё на велотрек записал и в бассейн. И пошло! Раньше после уроков я с друзьями во дворе сидел. Ефремов со своими рыжими кудрями. Соминич в зелёном свитере. Хохмили. Смеялись. А теперь я занятой стал. Только прохожу мимо:

– Привет, ребята! – К Ционскому пошел? Ну, вали, вали. А Ционский всё человека из меня делал – раз-два, раэ-два! И действительно, я здорово изменился. Раньше, скажем, походка у меня была необычная: я так правой рукой двигал внизу. Меня все издалека узнавали:

– А вон Горох наш гребёт! А теперь не узнают. Потом постричься велел коротко. Мне вообще шла причёска, но раз надо… И вот примерно к весне я уже быстрей всех бегал. Ционский смотрит, глаза щурит:

– Я, – говорит, – узнавал, ты к тому же отличник, и вообще… – Да, – говорю, – так уж вышло. – Пожалуй, – говорит, – я за тебя возьмусь. Сделаю хоть из тебя человека. И вот в воскресенье заезжает за мной на своей машине. Сигналит под окном. Я выхожу. Едем. – Что это, – спрашивает, – на тебе за хламида? А на мне вельветка была, ещё бабушка сшила. Пообтрепалась, конечно, но я её любил. – Завтра снимешь. Спортобщество тебе куртку выдаст, стального цвета. Форменную. Едем. – А чего заспанный такой? – Да спал. – Ты, я вижу, любишь поспать. – Ага. Люблю. – Придётся бросить. – Да я после обеда. – Да… И ешь ты много, парень. Придётся об этом забыть. – Понимаете, очень уж вкусный был обед. Холодец. Давно так ножек в продаже не было. И вдруг входит моя тётка в мясной и видит на прилавке четыре коровьих ноги. Она, конечно, схватила их сразу. Обрадовалась. Так прямо домой и вбежала – на четырех коровьих ногах… Ционский слушает и внимательно так на меня смотрит. – Знаешь, – говорит, – я давно за тобой замечаю. Что-то ты часто фантазируешь. Брось. А то ничего у нас не выйдет. И тут вдруг такое зло меня взяло! Прическу состригли, походку изменили, разговоры свои оставь, от этого откажись, то брось, это забудь, – что такое?! Скоро вообще ничего от меня не останется. Уж и не я буду, а так, приложение к шиповкам. – Понимаешь, – говорит Ционский, – задумали мы одно дело. Создать летний показательный лагерь. Из образцовых ребят, эталонных. Для кино будем снимать, в журналы. «Да, – подумал я, – представляю, какая там будет тоска!» Что-то не захотелось мне быть эталоном. – Сейчас, – говорит, – тебе только испытание пройти – и всё. «Ну ладно!» – думаю. И вот вхожу в зал. За столом – комиссия. Сбоку шкаф. – Ну, расскажите о себе. Какими видами спорта занимаетесь? – Я? Да никакими. В футбол иногда гоняем. Помню, однажды дотемна гоняли. Мяча уж не было видно. Тогда мы натерли его чесноком и по запаху играли. – Та-а-к, – озадачены. – Ну, а какую вообще работу ведёте? – Где? Во дворе? – Ну, хотя бы. – Недавно кошачью почту наладили. – Та-а-к,–зашептались. – Ну, а вообще как? С девочками дружите? – Была одна. Зимой. Очень любила по морозу гулять, через весь город. Я побелею весь, дрожу, а она – хоть бы что – румяная, смеётся. – Ну, а дальше? – А дальше весна пришла. – Ну и что? – Ну, понятно, и растаяла она. Тут Ционский вспылил, вскочил и в шкаф ушёл. И дверью хлопнул. – Как же это, — говорю, – он в шкаф-то ушел? – Это не шкаф. Там у нас ещё одна комната. – А-а, понятно. Шепчутся. — Подождите пока в коридоре, мы вас вызовем. Вышел в коридор. Тут взбешённый Ционский подбегает. — Эх ты, не мог уж удержаться! И эти выдумки твои… – А если мне нравится выдумывать? – Мало ли что тебе нравится! Иногда приходится отказыватсья от своих слабостей. Да и не только от слабостей! Вообще ради успеха приходится от себя отказываться! – А я, – говорю, – не хочу. Понимаете? И ушёл. Домой уже пешком шёл. Во дворе друзья мои сидят. Сначала они вообще не хотели принимать меня в беседу. – Иди, – говорят, – к своим эталонам! Но потом ничего, разговорились А вечером я собрал портфель и в бассейн пошёл. Я вообще люблю поплавать. Но не для рекордов, а так, для удовольствия. Плыву я, и вдруг рядом Ционский плюхается. – Послушай, – говорит, – дело есть… Ничего я ему не сказал. Только молча отплыл по-собачьи.