Текст:Петрушевская Людмила. Что говорил самолёт (ж. Кукумбер 2005 № 10)
Петрушевская Людмила — Что говорил самолёт
Как-то однажды один мальчик случайно зашел на аэродром и сел в самолет, когда там никого не было. Сначала он сидел в мягком кресле лётчика и смотрел по сторонам. Потом он стал трогать разные кнопки и рычажки и наконец потянул за большую ручку. И тут только мальчик заметил, что самолёт уже летит. Мальчик тогда от страха выпустил ручку, но самолёт сказал ему:
– Теперь уж не отпускай эту ручку. Если ты так отличился, что сумел войти на аэродром и сесть в самолёт и уж тем более полететь на нем, то теперь не отпускай ручку. Это ручка управления. Мальчик очень обрадовался, что самолёт с ним заговорил, и сказал самолёту:
– Это я случайно зашел на аэродром и случайно сел в самолёт. Я больше не буду. Простите меня в последний раз. А самолёт сказал:
– Дело в том, бедный мальчик, что мы, самолёты, можем говорить только три раза в жизни. Я с тобой говорю второй раз, и мне останется ещё один последний раз сказать тебе что-нибудь – и на этом будет конец. Очень жалко, что мне приходится говорить на такую пустяковую тему, как ручка управления. Я бы лично предпочел поговорить со своим лётчиком. Я с ним давно хотел поговорить, но не решался. А теперь вот я истратил два разговора на какие-то глупые ручки управления. Мой лётчик бы со мной никогда не стал говорить о ручках управления. И, пожалуйста, не прерывай меня и молчи, потому что если ты что-нибудь скажешь, а мне придётся ответить, то это уже будет третий разговор, а он может ещё понадобиться. А теперь я тебе буду рассказывать то, что мне самому не интересно, о ручках управления, о всяких циферблатах и, к примеру, о том, что дверь в самолёт осталась открытой, это ты не закрыл дверь. Её надо будет закрыть, потому что если в самолёте распахнута дверь, то облака непременно заползают в самолёт. Они любят кататься в самолётах, но только их туда никогда не пускают. Облака поэтому, как только находят в небе самолёт, сразу его окружают и стараются в нём найти хотя бы маленькую дырочку: облаку достаточно щёлки, чтобы заползти в самолет. Так что ты сейчас пойдёшь и закроешь дверь, а я пока буду петь песню, чтобы не прервать свой второй разговор. И самолёт запел:
Жжу-у. Вззз-зз.
Трах-тах-тах-тах.
Дду-уу. Дз-зззз.
Бах-тарабах. Это у него, вероятно, была единственная песня, какую он знал, и пока мальчик закрывал дверь, он слышал всё одно и то же:
– Жжу-у. Вззз-зз. Трах-тах-тах-тах… Мальчик вернулся, и самолёт сказал: – Теперь я буду учить тебя, как лететь обратно. И мальчик под руководством самолёта осторожно повернул самолёт обратно и повел его на аэродром. – А теперь,– сказал самолёт, – самое трудное – посадка. Скажи аэродрому по радио, что ты просишь посадки. Скажи: «Я – мальчик на самолёте, я – мальчик на самолёте. Вы слышите меня? Прием». Тебе ответят: «Какое безобразие! Мальчик на самолёте, как слышите, прием». Ты скажешь: «Я мальчик на самолёте, прошу посадки. Как слышите? Прием». Тебе ответят: «Вас поняли. Заходите на посадку», – и скажут куда. Но теперь слушай: как только тебе скажут, куда идти на посадку, ты внимательно смотри на землю, чтобы не натолкнуться на другие самолёты, стоящие на аэродроме. С ручкой ты умеешь обращаться… Мальчик ответил:
– Теперь умею. – Эх ты! – сказал самолет. – Зачем же ты мне ответил! Теперь у меня уже идет третий разговор, последний. А ведь ты сейчас должен будешь говорить по радио. Значит, ты меня прервёшь, и мой третий разговор тоже закончится. И тебе придётся самому заходить на посадку! А ты ещё маленький! Ты можешь разбиться! И самолет замолчал, а потом продолжал:
– Жаль только, что я никогда не поговорю с моим лётчиком Я с ним так давно хотел поговорить! Я хотел сказать, что я ему друг и что спасибо ему за то, что он когда-то не бросил меня раненого, не спустился с парашютом, а на мне, на раненом, долетел до аэродрома. Ну хорошо. Теперь это уже неважно. Теперь я замолкаю, а ты связывайся с аэродромом по вот этому радио. – Не хочу, – сказал мальчик упрямо, – не хочу вас прерывать, – и вдруг понял, что уже прервал. Самолёт молчал и только ровно гудел. Мальчик надел наушники и сказал всё, что полагается, аэродрому. И аэродром сказал всё, что полагалось, мальчику, и даже больше того: ему всё время объясняли, что надо повернуть, что включить, куда смотреть – хотя мальчик уже всё это знал. Но мальчик не прерывал того, кто говорил ему с аэродрома, – ему казалось, что этот голос похож на голос самолета. Один раз мальчик даже спросил:
– Самолёт, это ты? – Нет, – ответил голос, – это лётчик, что ты там выдумываешь? Как слышишь? Прием. И мальчик сказал:
– Слышу вас хорошо, иду на посадку. Прием. И когда мальчик посадил самолёт на аэродром, к нему побежал впереди всех человек в кожаной куртке и шлеме. Человек в кожаной куртке ворвался в кабину, схватил мальчика на руки и вынес. И только когда он опустил мальчика на землю, он сказал:
– Кто же тебе разрешил, а? И мальчику снова показалось, что это – голос самолёта. Мальчик сказал:
– Ваш самолёт хотел вам сказать спасибо, что вы не спрыгнули тогда с парашютом. Но лётчик ничего не ответил, он посадил мальчика в микроавтобус и помахал ему рукой. А сам полез в самолёт. И всё время, пока мальчик ехал, он видел, как лётчик в своей стеклянной кабине сидит и о чём-то думает.