Текст:Петрова Ася. Все вруны (ж. Кукумбер 2011 № 04)

Петрова Ася — Все вруны

Наврал прямо перед Рождеством. На носу Рождество, а он наврал. И самое интересное, что я этому обрадовался. Я вообще люблю, когда люди врут. Это подтверждает мою теорию о том, что все вруны. К тому же, если ты знаешь, что тебе наврут, то ты всегда в безопасности. Мой папа тоже говорит, что все вруны. Кого-то вруном сделала жизнь, а кто-то был вруном с рождения. Мой папа говорит, что у человека в жизни есть две возможности: быть вруном и стать вруном. Правда я ни разу не видел, чтобы моя бабушка врала. Но это, наверно, просто от старости. Ведь враньё – очень творческий процесс. Когда придумываешь ложь, то одновременно создаёшь целый небольшой мирок, где эта ложь является правдой. Одна ложь тянет за собой другую, и потом они, как хоровод подружек, соединяются в одну большущую неправду. С помощью вранья можно избежать миллиона неприятных моментов. С помощью вранья можно завести друзей, преуспеть во всех делах и даже заставить себя любить. Мир спасёт враньё! Вообще-то, я не всегда врал. Раньше я иногда говорил правду. Но потом внезапно обнаружил, что правда никому не нужна, никто не имеет ни малейшего желания ни слышать правду, ни её произносить. Вместо этого, все друг другу врут. Если я скажу учительнице в школе, что устал, и мне было лень идти на занятия, она рассердится. Зато если я навру, что болел, она будет абсолютно удовлетворена. Если я скажу маме, что не сходил к зубному врачу, потому что боюсь, что будет больно, она рассердится. С другой стороны, если я скажу, что у меня столько домашнего задания, что не продохнуть, она меня пожалеет, и визит к врачу будет отсрочен. Если я скажу маме своего друга, что не ем её блинчики, потому что на вкус они как вата, то она обидится. Если я скажу, что у меня аллергия на муку, она мне посочувствует. В общем, нет никакого смысла говорить правду. Я был почти всегда в этом уверен, и моя уверенность ни за что бы не поколебалась, если бы не Паша. Паша мой друг. Мы познакомились несколько месяцев назад, и сразу же он поразил меня своей способностью говорить правду. Прямо в лоб. Чистую правду. Ничем не прикрытую. Собственно, так мы и познакомились. Я ехал в автобусе, и вдруг кто-то несколько раз похлопал меня по спине, чтобы я обернулся. Ну, оборачиваюсь я и вижу – стоит передо мной парень с рыжими волосами и в синем пальто. Я спрашиваю его: «В чём дело?» А он говорит: «Ты мне на ногу наступил, а у меня был палец сломан на этой ноге. Болит теперь ужасно. Мог бы хоть извиниться». Я был ошарашен. Ну, кто станет в автобусе говорить пассажиру, что тот наступил ему на ногу! Любой нормальный человек просто наступит в ответ, или пихнет как-нибудь, или выругается. Но я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь спокойно подошёл и пожаловался на боль в ноге. – Извини, – соврал я, – наверно, ты меня с кем-то спутал. – Нет-нет, я уверен, ты наступил мне на ногу, когда мы вместе входили на остановке возле школы. – А, ну может быть. – Мы учимся в одной школе, но я в математическом классе, – продолжал он с непосредственностью идиота. – Ясно. – А ещё мы живем на соседних улицах. Я тебя часто у светофора вижу. Вот так мы и познакомились, а потом подружились. С той встречи в автобусе мы стали неразлучны. Всё вместе делали, всюду вместе ходили. И все вокруг удивлялись, что мы дружим. Ещё бы! Я тоже этому удивлялся – ведь я всегда врал, а он всегда говорил только правду. – Ну, и дурацкая же у тебя шапка! – сказал он мне как-то утром, когда мы шли на автобус. – Вечно ты говоришь то, что не хочется слушать, – пробурчал я в ответ, поправляя на голове красную шапку с помпоном, которую мне на день рождения подарила бабушка. – Я же твой друг, – рассмеялся Паша, – я должен говорить то, что другие стесняются сказать. А именно – у тебя на голове надета полная катастрофа! – Отлично, – хмуро ответил я, стянув с себя шапку. В то утро я так и нёс эту злосчастную шапку в руке до самой школы. Впрочем, на шапке Паша не остановился. С одежды он плавно перешёл на моё лицо, и однажды утром, внимательно в меня вглядываясь, заявил: «Слушай, твой нос – это что-то страшное. Настоящий рубильник!» Я не мог себе объяснить то двойственное чувство, которое возникало у меня от общения с Пашей. С одной стороны, он страшно бесил меня своей правдивостью и прямотой, с другой – было в этом что-то обезоруживающее. Как-то раз Пашина классная руководительница собралась вести детей на экскурсию. И я решил присоединиться. Не то чтобы я любил музеи, но я подумал, что если мы с Пашей куда-то вместе пойдём, то будет забавно. – Пройду по-тихому, никто не заметит, – сказал я Паше. – Заметят. Мы должны сказать Наталье Ивановне. – Она не разрешит, скажет, что я из другого класса и всё такое. – Разрешит. – Эй, ты что, не хочешь, чтобы я шёл? – Хочу, просто будет лучше, если мы скажем правду. И тут я взорвался. – Опять ты со своей правдой! Достал уже! Ну, соври ты хоть раз в жизни! Или не ври – дай мне соврать, а сам помолчи. Паша отрицательно покачал головой. – О-о-о, зануда. – Вот увидишь, она разрешит. И поскольку Наталья Ивановна проходила в двух шагах от нас, Паша к ней повернулся и громко произнёс:

– Наталья Ивановна, тут мой друг Дима из литературного класса очень хочет пойти с нами на экскурсию. Мы с ним ещё ни разу никуда вместе не ходили, и мы подумали, это было бы здорово. Нам вместе гораздо веселее. Вы не разрешите ему тоже пойти? Наталья Ивановна секунду подумала и очень быстро ответила:

– Да, конечно, только пусть свою классную руководительницу предупредит. Если она согласится его отпустить с последнего урока, то я не против. Я ушам своим не поверил, а Паша самодовольно улыбнулся. Я не мог понять, почему люди ему верят. И почему не сердятся на его правду. Если бы я попросил взять с собой на экскурсию друга, мне бы точно не разрешили. Нашли бы кучу отговорок, сказали бы, что это не по правилам, наплели бы полную чушь, лишь бы не согласиться. А может, у Паши какая-то особенная интонация? Или какая-то особенная искренность в глазах? Тьфу ты, черт! Что я несу? Всё это глупости. Он врун. Такой же врун, как и все другие. Его правдивость – сплошное прикрытие. В конце концов, я поймаю его на самом подлом вранье. Надо только подождать. Мы пошли на экскурсию, но своей учительнице я, конечно, ничего не сказал. Кстати, в последний момент музей почему-то отменился, и мы отправились в зоопарк. Там была клетка со слоном, и все подходили к ней, чтобы сквозь решетку погладить слона по хоботу. На клетке была надпись – « животных не кормить». Но у меня был кусочек булки, и мне так хотелось посмотреть, как слон кушает, что я не выдержал. Когда Наталья Ивановна отвернулась, я подошёл к слону, погладил его по хоботу, вынул булку и протянул слону. Слон очень мягко подцепил с моей ладони угощенье и стал жевать. – Надеюсь, никто не кормил животных? – спросила Наталья Ивановна на обратном пути. – Только дали слону немного булки, – весело ответил Паша прежде, чем я успел его остановить. – Булки? Слону? – недовольно подняла бровь учительница. – Совсем чуть-чуть, он выглядел голодным, а у нас была свежая булка, к тому же, так хотелось посмотреть, как он жуёт, – сказал Паша. – Ну ладно, – улыбнулась Наталья Ивановна. Я был вне себя. Мне хотелось врезать Паше, чтобы он перестал всё всем рассказывать. И мне хотелось, чтобы его, наконец, хоть кто-нибудь отругал. Ведь он то и дело нарушал правила. Он открыто над всеми смеялся. И закрыто тоже. Я не верил в его честность. Я чувствовал, что за этой огромной честностью скрывается не менее огромная ложь. Я ждал момента, когда ложь прорвётся наружу, и этот момент настал. Перед зимними каникулами у Паши был день рождения. Я знал, какого числа у него день рождения, но ни разу не спрашивал, будет он устраивать праздник или нет. Лучший друг не должен беспокоиться о приглашении на праздник лучшего друга. Однако время шло, до дня рождения Паши оставалось каких-то два дня, а он меня всё не приглашал. Тогда я решил спросить, будет ли он устраивать вечеринку. Он сказал, что нет, мол, хочет отметить с родителями. Я удивился, но дальше расспрашивать не стал. На утро, последовавшее за вечером дня рождения, я встретил в школьном гардеробе Вику – девочку, которая очень нравилась Паше. – А почему тебя не было у Паши на дне рождении? – спросила она, вешая пальто на кривой крючок. У меня всё внутри похолодело от обиды, какого-то непонятного страха и горечи. – Я нехорошо себя чувствовал, – сказал я, еле удерживаясь от того, чтобы не заплакать, – а много народу было? – Да! Человек шесть, наверно. Ну ладно, я побежала. Я несколько минут стоял в гардеробе, опустив руки, совершенно растерянный. И вдруг… Я почувствовал, что ужасно рад. Вот она – ложь. Он наврал. Наврал прямо перед Рождеством. У меня будто камень с души свалился. Не зря я ему не доверял. Никому нельзя доверять. Вот и всё. Но это было не всё. После минуты радости разоблачения наступила минуты негодования. Зачем он, собственно, мне наврал? Я же его лучший друг. Если бы он хотел провести день рождения в тишине и покое, это бы ещё ладно, но ведь он позвал кучу народа. Для вранья причины могут быть самые разные, но они всегда есть. Так зачем он мне наврал? – Зачем ты мне наврал, идиот? – заорал я, влетая в чужой класс и набрасываясь на Пашу. – О чём ты говоришь? – спросил Паша как ни в чем не бывало. – Ты болван! Какого черта ты врал мне про свой день рождения!? Вика мне всё рассказала! Я бы и сам не пошёл, если бы ты мне честно сказал, что не хочешь меня видеть! Но ты подло наврал! Почему? Я хочу знать! – Я тебе не врал. – Ах так! Ты и теперь продолжаешь врать? – я орал, не обращая никакого внимания на Наталью Ивановну, которая стояла у доски, собираясь начать урок. – Ладно. – Что? – Ладно, – задиристо произнёс Паша, и в классе воцарилась тишина. Все хотели послушать, как Паша признаётся во вранье. – Я соврал тебе, чтобы тебя проверить. Ты так мечтал услышать из моего рта ложь – мне было любопытно, как ты отреагируешь, если я тебе навру. – Ты полный придурок! – Зато теперь я вижу твою реакцию. На этих словах я рванул из класса, хлопнув дверью. Весь день на уроках мне было не по себе, я не мог сосредоточиться, ничего не соображал, не знал, как мне теперь себя вести. Когда учительница окликнула меня – Дима, хватит летать в облаках! – я совершенно неожиданно для самого себя ответил ей: «Удивительно, что я ещё где-то летаю, а не сплю мёртвым сном. От этих однообразных примеров кого угодно сморит». Меня, разумеется, тут же выставили из класса. Это был последний урок, поэтому я просто пошёл домой, снова и снова прокручивая в голове ссору с Пашей. Однако ушёл я недалеко, потому что прямо на остановке возле школы я встретил Пашу. Я было отвернулся и даже хотел пойти в другую сторону, но он заговорил со мной. – Я тебе правда не врал. Я отмахнулся. – Нет, ну послушай. Я не врал тебе. Я попросил Вику, чтобы она сказала, что у меня был праздник. Я хотел, чтобы ты подумал, что я врал. Я хотел увидеть твою реакцию. У меня от удивления глаза вылезли на лоб. – Ты что, совсем ку-ку? – Нет, но ты меня достал со своим враньём. Я хотел доказать тебе, что враньё – это не так уж и весело. – Поздравляю! У тебя это получилось! – Так ты не сердишься? – Не знаю. Я только что сказал учительнице, что её урок скучный, и меня выставили. А всё из-за тебя. – А я только что сказал Наталье Ивановне, что не списывал, хотя на самом деле списывал. Мы ударили по рукам и запрыгнули в автобус. Я внимательно смотрел на Пашу, и вдруг в мою голову закралось сомнение. – Слушай, а ты точно не праздновал день рождения? – Нет. На самом деле я праздновал. Шутка. Но сейчас я вру. А сейчас я не вру, что наврал перед этим, чтобы ты не сердился, что я никогда не врал. – Я ничего не понял, но предупреждаю, что если будешь мне врать, то я тебя убью. – Ладно. Господи, ну и рубильник!