Текст:Перепелка Евгения. Люся и цыпленок (ж. Кукумбер 2003 № 6)

Перепелка Евгения — Люся и цыпленок Рубрика: Клуб шерстяных человечков

И таксу Клаву, и кота Котю в нашей семье вырастила болонка Люся. Вообще, она жила у бабушки, и бабушка часто говорила: «Это правда, что собаки похожи на хозяев. Вот вы посмотрите на Люсю. Она всегда веселая, доброжелательная, общительная – как я». И это была сущая правда. Кроме всего перечисленного, Люся обладала таким сильным материнским инстинктом, что если у неё не было своих щенков, она находила себе приемных детей. Так она воспитала Клаву, которая при всём своём скверном характере до старости почитала Люсю и прощала ей такие вещи, за которые любую другую собаку давно бы съела с потрохами. Котя тоже был воспитанником Люси. Но самое удивительное не это. Как-то весной я купила за пять копеек цыплёнка (в то время я жила как раз у бабушки). Я принесла его домой – он был совсем маленький, ещё желтый. Бабушка сначала долго ругалась, а потом разрешила его оставить до лета. Мы посадили цыплёнка в корзину, поставили ему туда водички, блюдце с моченым хлебушком, а сверху поместили рефлектор от аквариума. Мы боялись, что без матери цыплёнок может замерзнуть. Включив на ночь лампочку, я спокойно легла спать и сквозь сон слушала равномерное цивканье нового жильца. Утром я проснулась от непривычной тишины. Первым делом бросилась к корзинке – цыплёнка там не было. Я решила, что его достала Люся, и ему пришёл конец. И только хотела попенять бабушке, зачем она велела оставить корзинку на полу, как вдруг услышала тихое, совсем еле слышное: «цив!» Звук доносился из-под дивана. Мы с бабушкой наклонились и увидели такую картину: под диваном лежала Люся. Между передними лапами у нее был зажат цыплёнок: тощий, мокрый, неузнаваемый, зализанный до полусмерти. Мы его отняли и снова посадили в корзину, решив, что, наверное, он всё равно уже не жилец. Но он очень быстро «опыхал», как выразилась бабушка: перышки обсохли и взвились желтым облачком. С этого момента при любом удобном случае цыплёнок удирал к Люсе. Мы вскоре даже в корзинку перестали его сажать. После тяжелых инкубаторских мытарств он впервые узнал, что такое материнское тепло. Спал он теперь не иначе, как возле Люсиного бока, зарывшись в длинную белую шерсть. Кормить Люся водила его на кухню, к своей миске. Она медленно шла по коридору, выставив вверх обрубок хвоста, а сзади со всех ног мчался цыплёнок, считая этот хвост своим ориентиром. Это продолжалось и тогда, когда крошечный птенец превратился в беленькую, довольно голенастую курочку. По-прежнему Люся приводила её к своей миске, ждала пока та наклюется, а потом ела сама. Но вот курица выросла до таких размеров, что бабушка уже больше никак не соглашалась держать её в доме. Тогда мы отдали её одним странным людям, которые держали кур прямо на кухне в городской квартире. У них имелся также петух, и по утрам всегда было весело проходить под их окнами в школу. А Люся долго не скучала. Вскоре она ощенилась и забыла про своего приёмыша.