Текст:Олейников Алексей. Бричка-катапульта (ж. Кукумбер 2010 № 01)

Олейников Алексей — Бричка-катапульта

Дед у Вельки был и конюх, и механизатор. Раньше, ещё давно, до Вельки, в механизированной бригаде было много лошадей, и была она тогда больше лошадизированная. Потом коней сменили трактора и комбайны. Но когда дед наведывался в бригаду – непременно в старом пиджаке и картузе с треснутым козырьком, – то обязательно заглядывал и в конюшню. – Мальчик головой мотает, – говорил он озабоченно. – Ты б, Лексей Петрович, его ветеринару показал. – Давно собирался, – отзывался конюх, давний дедов знакомец. – Ты, Иван Степаныч, не волнуйся. И они садились на лавочке в тенёчке, заводя долгий разговор. Солнце тем временем убегало высоко в синее небо, и столбик термометра полз всё выше, а Велька уходил в парк – лазить по тракторам и комбайнам. Он вставал на облепленные засохшей грязью приступки «Белоруси», заглядывал сквозь бликующие стёкла в кабины. Жаркий желток солнца застывал в зените, и воздух лениво плыл над тускло блестящими железными ежами борон и косилок. В тени было прохладно и сильно пахло мазутом, солидолом и соляркой. Самой большой удачей было, когда в парк заезжал «Кировец». Жёлтой громадиной он возвышался над синими «ДТ» – тракторами «Белорусь», и Велька тогда не отлипал от него. Огромные его колёса были раза в три выше Вельки, а наверх, в кабину вела настоящая лесенка из железных скоб. К превеликому Велькиному сожалению, покататься на «Кировце» ему так и не удалось, зато в «ДТ» он ездил не раз. Он сидел в высокой кабине, упираясь деду в бок, а земля внизу подпрыгивала и покачивалась и медленно плыла под ними назад. Но больше всего Велька любил ездить на телеге-бричке. Как колхозник и бывший конюх, дед частенько брал её – отвезти зерно на мельницу или фураж на складе получить. Была у деда с бабушкой и дача – кусок пахотной земли, который отвёл им колхоз. Там никто не ставил домики и не жил, как городские, а просто сажали скучную картошку, тыквы, кабачки, подсолнухи, арбузы. Посреди дачи торчало пугало – палка с консервными банками. Оно грустно болтало изодранными рукавами старенькой бабушкиной ночнушки и чуть позвякивало жестянками на ветру, общаясь с такими же печальными соседями на других участках. Вороны обычно любили отдыхать на нём, обозревая окрестности – не идёт ли какой человек? Периодически дед с бабушкой выезжали туда – прополоть картошку и поглядеть, не случилось ли чего. Вельке же и его двоюродному брату Витьке приходилось исполнять трудовую повинность. В тот день они тоже собрались на дачу. Вельке совершенно туда не хотелось, тем более что они с Витькой только что смастерили пару отличных луков из двух ветвей ореха и толстой лесы, и пять штук стрел из обструганного штакетника, и им не терпелось всё это испытать. – Куриные перья – это, конечно, не то, – говорил Велька с сожалением, распиливая вдоль кургузое перо лезвием из дедовской бритвы. – Надо бы маховое перо из крыла дикого гуся или хотя бы ястреба-тетеревятника. Ты откуда их взял, Витька, из подушки? – Иди ты, – обиделся Витька. – В курятнике у петуха добыл. Вот, видишь? – Он гордо продемонстрировал расцарапанную руку. – Знаешь, как этот гад клюётся? А гусиные перья сам доставай. Вон, у бабы Нюры целое стадо гусиное. Но туда я бы только с автоматом сунулся – защиплют насмерть. – Настоящий индеец не пользуется оружием белых, – назидательно пробормотал Велька, приматывая ниткой половинки пера к древку стрелы. – Настоящий индеец может вырвать перо из хвоста орла так, что тот и не заметит. – Ага, как же. Иди, попробуй, – скептически отозвался Витька, кивая в сторону двора бабы Нюры. – Молчи, бледнолицый, – Велька перевернул стрелу, и на солнце грозно блеснул наконечник – гвоздь, вставленный в расщеплённый конец древка и крепко замотанный изолентой. – Где колчан? Колчан был особой гордостью Вельки. Он сам выкроил и сшил его по рисункам из книжек про индейцев. В той же книжке советовали взять для колчана выделанную кожу молодого оленя, но у Вельки была только обивка старого мотоциклетного сиденья. Дед на мотоцикле уж лет десять как не ездил, и тот пылился в сарае, поэтому Велька резонно рассудил, что сиденье никому уже не понадобится. К тому же цвет обивки был самый подходящий – светло-коричневый, примерно как выделанная кожа молодого оленя, как её себе Велька представлял. Он вырезал две половинки колчана, сшил их крупными стежками двойной красной ниткой, приделал перевязь, чтобы вешать колчан через плечо и даже раскрасил фломастером индейскими узорами, точь-в-точь как в книжке. Оставалось только доделать стрелы, и можно было смело отправляться на охоту или вставать на тропу войны. Но проходящая мимо бабушка сказала: «Едем на дачу», – и все планы рухнули. Томагавк войны так и остался закопанным. – Блин, на дачу, – Велька уныло подёргал тетиву лука, и она басовито загудела. – Чего там делать, блин? По подсолнухам пулять? Витька только молча вздохнул и аккуратно собрал стрелы, которые рассыпал Велька в раздражении. Первый раз Вельке не хотелось ехать на бричке. Когда дед пригнал её к дому, Велька залез и молча устроился в углу, на мешках, даже уступив Витьке право поуправлять Мальчиком. А сам надулся и развернулся спиной вперёд, хоть таким образом протестуя против дачи. Поначалу он сидел и глядел, как уплывает назад их дом, улица, затем село, но потом обнаружил в одном из мешков месторождение фасоли. Глянцевые, блестящие на солнце, как рыцарские панцири, фасолины сразу заинтересовали Вельку. К тому же их было много, и все они были разноцветные: красные, белые, чёрные, крапчатые, большие и маленькие. Велька принялся их раскладывать на мешке, сортировать и строить шеренгами по размеру, а затем бросил в бой друг на друга разноцветные армады. Много пролилось фасолевой крови, и великие победы были одержаны на холщовом поле битвы. Поверженных фасолевых воинов Велька отправлял в стремительный полёт с борта телеги или прямиком в тёплое пасмурное небо, пересечённое ветвями акаций и вязов. Когда они подъехали к даче, фасолевое войско изрядно поредело – самые слабые, мелкие и дефектные были казнены недрогнувшей Велькиной рукой. Оставшаяся горстка была так хороша – как на подбор, что Велька даже и не знал, что с ними дальше сделать. Бричка качнулась и остановилась. – Приехали, – Витька мигом слетел вниз, бабушка слезла следом, опираясь на оглоблю. – Веля, давай мешки. Посмотри, где там белый мешок? – Вот он, – Велька аккуратно ссыпал фасоль в карман шорт и протянул мешок бабушке. – О, а где ж фасоль? – изумилась бабушка, раскрывая его. – Так… это – Велька смешался, не зная, что сказать. – Вроде же насыпала, – бабушка недоумённо пошарила в мешке, затем его вывернула и потрясла. – Ни одной, надо же. Веля, ты фасоль не видел? Неужели я другой мешок взяла? – Я… это, – запнулся Велька и затем глубоко вздохнул. – Вот она. – Где? – не поняла бабушка. – Вот, – Велька вытянул руку и разжал ладонь. – Фасоль. Витька тихонько захихикал за спиной у бабушки. – Это что, вся? – в ужасе спросила бабушка. – Веля, там же килограмм был. – Я думал, она ненужная, – очень тихо сказал Велька. – Думал, так осталась, просто. Забыли её. – Да где ж она? – Я думал, она так, – потупился Велька. – Я её позапускал. – Я ж тебе дам позапускал! – бабушка неожиданно легко взмахнула мешком, и Велька еле успел отскочить. – Я тебе, зараза такая, дам ненужная! Вот же дрянь какая, ну-ка иди сюда. Грозно потрясая мешком, она надвигалась на Вельку, а тот отступал, пока не упёрся лопатками в борт телеги. – Ах ты засранец такой! – расходилась бабушка. – Я же её выбирала, фасолинку к фасолинке, самую хорошую, самую породистую! Мешок со свистом пронёсся над головой Вельки, и тот понял, что пора драпать. Дождавшись, когда грозное бабушкино оружие отлетит в сторону, он быстро шмыгнул под телегу. Там было спокойно и тихо: бабушкины ноги в тапках, раздраженно хлопая, расхаживали вдоль телеги, Мальчик флегматично переступал копытами, а дедовы ботинки, утопая в бурьяне, уже удалялись на участок. Громкие возмущения бабушки долетали чуть сюда приглушённо, и, казалось, не имели к Вельки никакого касательства. – А ну вылазь оттуда, паразит! – наклонилась бабушка. – Ишь ты, спрятался. – Ба, я же не хотел, – заныл Велька. – Я ж не знал. – Вылазь! – голос бабушки отдавал металлом. Велька вылез и понуро встал у колеса, косясь на мешок в жилистых и ловких руках бабушки. – А подумать не мог, дурень? Давай её сюда. Велька нехотя ссыпал фасолевую элиту бабушке в ладонь. – Божечки ты мой, – закручинилась бабушка, перебирая жалкие остатки. – Ну вот что теперь с ней делать? С рогатки пулять? – Бабуль, ну давай в другой раз посадим, а? Полмешка, нет, целый мешок. Я сам всё посажу, честно-честно, – предложил Велька вдохновенно. – Потом поздно будет, сейчас надо было сажать, – вздохнула бабушка. – Иди лебеду дёргать! Ох ты Господи… Пойдём, Витенька, до моркови. Велька, облегчённо вздохнув, с радостью кинулся на выкорчевывание сорняков, мимоходом успев погрозить кулаком покатывающему со смеху Витьке. – Ты бы что сказал, – упрекнула бабушка деда. – Без фасоли мы теперь. – Та ну её, – отмахнулся дед. – Нужна она мне сто лет, фасоля та. – О, гляньте на него! Такой же, – поджала бабушка губы. – Ну давай, давай, повыкидай тогда всё с брички. Дальше в тот день всё пошло кувырком. Бабушка, решив очевидно, что с Вельки взять нечего, переключилась на деда. Она, согнувшись, шла вдоль длинных рядков моркови и лука, быстро, но тщательно выщипывая самые мельчайшие сорняки, и бурчала себе под нос что-то по его поводу. Тот отмалчивался, методично собирая с невысоких кустиков картошки ярко-красных личинок колорадского жука в банку с керосином. Велька с притихшим Витькой старались не отставать от бабушки. Полдня пролетели незаметно. Закончив, они все уселись в тени, под телегой. Бабушка достала из сумки и развернула полотенце с грушевыми пирогами. Отламывая по кусочку, она торопливо и аккуратно их жевала, держа ладонь под подбородком – ловя крошки. Витька вовсю уже хрустел печеньем и прихлёбывал лимонад из бутылки. Дед неспешно чистил яйца, такие маленькие в его больших пальцах, и макал их в крупную, насыпанную горкой на газете соль. Потом закусывал хрустящим огурцом с горчящей тёмно-зелёной кожицей и запивал всё компотом из старой, ещё фронтовой фляжки. Велька задумчиво выгрызал мягкую сладкую сердцевину пирога, оставляя жёсткую корку, и глядел, как два больших чёрных муравья хищно тащат куда-то алую личинку колорадского жука. Та вяло изгибалась в цепких челюстях – наверно, чувствовала, что конец её близок. Полдень уже миновал, и жар от неба, будто затянутого белым паром, стал спадать. – Ну всё, поехали, – дед поднялся и вытряхнул скорлупу, очистки и крошки в бурьян. Он взял Мальчика под уздцы и развернул к выезду. Ребята, зацепившись за борта, заскочили на ходу. Дед залез следом, и, взяв вожжи в руки, застыл в ожидании. – Баба, ну ты там долго? – дед нетерпеливо хлопнул вожжами. Мальчик переступил ногами и, чуть напрягшись, потянул бричку. – Да стой ты, зараза – прикрикнул дед. – Ну, где ты там запропала? – Да иду, иду, Господи, – бабушка выдернула ещё один пучок моркови, и, собрав сорванное в пышный зелёный хвост, заторопилась к выходу. У края участка она заметила пропущенную кем-то лебеду, и, не удержавшись, вырвала и её. – Как же можно бросать, Ваня, – упрекнула она деда. – Не дорвано ж. Зарастёт всё. – Поехали вже, – дед раздраженно хлопнул вожжами, причмокнул, и бричка тронулась. Дорога обратно в село вела вдоль длинного кукурузного поля, и на повороте выворачивала направо. Там можно проехать по грунтовке вдоль длинной лесополосы, тенистой и густой, а можно было параллельно – по асфальтированной трассе. Интересней, хотя и страшней, проехаться по трассе, думал Велька, но вряд ли дед туда поедет – уж слишком там много машин. Когда на повороте дед, не раздумывая, подбодрил Мальчика и выехал на трассу, Велька сильно удивился. – Ну куда, куда ты? – бабушка в возмущении даже привстала. – Чего ты там забыл, Ваня? Вот же дорога, хорошая, спокойная. На шо нам эта трасса сдалась? Дед молча и даже немного театрально прихлопнул вожжами, и Мальчик резво зацокал подковами. – Дети же с нами, дурень, – не успокаивалась бабушка. – Ну чего мы тащимся, курям на смех? Ехали они и правда не быстро. Машины то и дело их обгоняли, иногда раздраженно гудя, и каждая была поводом для язвительных бабушкиных замечаний. Витька вскоре перебрался назад и задремал на мешках, а Велька сидел слева от деда, наблюдая, как по горячему асфальту их со свистом обгоняют легковушки. Лакированные спины блестели на солнце и, дрожа в нагретом воздухе, стремительно удалялись, а бричка продолжала неторопливо катить вперёд. Смотреть на легковушки было здорово, но когда мимо Вельки с рёвом пронесся огромный грузовик, он немного испугался. – Ваня, ну поки мы чапать так будем? – не выдержала в очередной раз бабушка. – А ну съезжай с дороги! – Етить! – дед в ярости хлестанул вожжами Мальчика по крупу так, что тот рванул бричку и круто завернул вправо, на грунтовку, не разбирая дороги. Конь, всё быстрее переступая ногами, пошёл вниз по насыпи. Бричка, страшно заскрипев, начала заваливаться на правый бок, а конь тянул её вниз, и сам шёл всё быстрее под её тяжестью. – Ой божечки, Ваня, что ж ты делаешь, перевернёшь же! – закричала бабушка, и в этот момент бричка встала почти вертикально, на правый бок, Велька почувствовал, как его отрывает от скамьи, и что есть сил вцепился в неё руками. Бричка будто замерла на миг, и Велька замер вместе с ней, глядя, как небо вдруг переехало влево, а справа вытянулась рыже-чёрная земля, из которой высоко над головой торчали деревья. Потом раздался страшный треск, небо и деревья понеслись, закручиваясь назад, а земля рванулась навстречу, распадаясь на стебли, листья, травинки, камешки, песчинки, заполняя всё-всё кругом, а потом Велька пребольно стукнулся макушкой, и наступила темнота. Сначала он ничего не понял. В темноте было неудобно. Болела макушка и ныла подвернутая шея, а в рот и уши лезла какая-то солома. Велька понял, что шея ноет, потому что он на ней лежит, продолжая при этом держаться за скамейку. Он пошевелил руками и ногами – вроде всё было в порядке. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он увидел тонкую щель, сквозь которую пробивался свет. Оттуда были видны палки, деревья и Мальчик, потряхивающий головой. Также снаружи доносился какой-то странный ноющий звук, и Велька не сразу сообразил, что это плачет Витька. Он сидел в пыли и рыдал, растирая кулаком слёзы. «Вот дурак, – разозлился Велька. – Ну чего он плачет? Ему хорошо, он снаружи, а мы как выбираться отсюда будем? Это нам плакать надо». – Ваня, ты живой? – откуда-то сверху спросила бабушка. – Не сломал себе ничего? Дед прокряхтел что-то невнятное. – Чего? – не поняла бабушка. – Живой я, живой! – рявкнул дедушка, – А все ты, етить, съезжай, съезжай.

– Веля, а ты как? – больше не обращая на него внимания, продолжила опрос бабушка.

– Всё хорошо, ба, – отозвался Велька, – я тоже живой. – Ну слава Богу, а Витенька? – не успокаивалась бабушка. – Витя! – Да вон он, снаружи ноет, его катапультировало, – пояснил Велька. – Ба, мы вылезать вообще будем? Аварию они устраняли часа полтора. При падении одну из оглобель переломило, и Велька с Витькой обшарили километра четыре обочин, пока нашли подходящую проволоку для того, чтобы её скрепить. К тому же испуганный Мальчик не сразу впрягся. Остаток путь они проделали в полнейшем молчании. Витька сидел, прижавшись к бабушке, а дед угрюмо правил. Велька уселся на Витькином месте и всю дорогу прокручивал в голове их космическое падение, прикидывая, как ему лучше в следующий раз поступить – так же сжаться и остаться под бричкой или всё-таки отпустить руки и выстрелить в воздух, как из катапульты? Всё–таки Витьке по этому случаю он немного завидовал.