Текст:Москвина Марина. Путник запоздалый (ж. Кукумбер 2005 № 1)

Москвина Марина — Путник запоздалый

Художник: Келдыш

Я сидел в шкафу – прятался от молний. Я боюсь молний. А тут как раз гроза. Сперва короткие вспышки. Грома не слышно. Потом как брёвна покатились: «Бу-бух! Бах! Тр-рах!» Ветер, дождь!.. Вдруг звонок в дверь – длинный, громкий, так обычно звонят дети или милиционеры. Все пошли открывать: мама, папа, я выбрался из шкафа, такса Кит… Глядим: чужой дядька во всём мокром – хоть выжми! И говорит: – Я путник запоздалый. На улице непогода. Пустите переночевать. Папа смутился, мама насупилась, я остолбенел. Один наш свирепый Кит встретил путника как родного. – Меня зовут Автандил Эльбрусович, – сказал путник запоздалый, – фамилия Кубанишвили. Ночь застала меня в пути. – Очень рад, – сказал папа как мог приветливо. – Снимайте свой плащ и шляпу и пойдёмте пить чай. Надеюсь, вам у нас понравится. Автандил Кубанишвили пожал руку папе. Потом он пожал руку мне. – А это вам, – и он протянул маме пакет, ну, такой тёмно-зелёный, который, когда пассажирам плохо, выдают стюардессы в самолёте. НО ЭТОТ ПАКЕТ БЫЛ ПОЛОН ЧЕРЕШНИ! Утром он вошёл ко мне, свежий, утренний. Белые зубы, чёрная грудь, голубая майка с пристроченным ценником на плече. Загар очерчивал другие майки, – видно, совсем новую надел Автандил Эльбрусович майку в Москву! Длинные волосы были зачёсаны зелёной гребёнкой с пупочками. На чёрных брюках в серую полоску сиял оранжевый ремень. – Всё спишь, Андрюха?! – сказал он. – А я уже лудил, занимался жестяными работами. Возродил тарелку, которая ТУТ У НАС была крышкой от помойки, а теперь будет блюдом на торжественных обедах. Давайте вставать!.. – постучал он в комнату к родителям. – Позавтракаем, сыграем в шахматы, нарисуем картину… – КАКУЮ КАРТИНУ??? – послышался из-за двери голос мамы. – «Весна пришла»! – ответил Автандил Эльбрусович. – Или «Утро в горах»… Я спросил: – А что, вашего папу звали Эльбрус? – Что значит «звали»? – воскликнул Автандил. – Эльбрус Кубанишвили – живой, всеми уважаемый торговец шнурками в Кутаиси. Неделю назад в районном конкурсе на самые голубые глаза он занял первое место! Мой папа Миша, тоже в майке, прошествовал на кухню и вскричал: – Люся! Автандил Эльбрусович приготовил завтрак! Это была ни с чем не сравнимая яичница с двойным перевёртышем. Он как почувствовал, что я не люблю жидкие желтки. Когда я гляжу на жидкий желток, мне кажется, он выпустит ножки и поползёт. – Однажды я в море потерял штаны, – рассказывал Автандил Эльбрусович, намазывая маслом хлеб всем по очереди. – У меня мощность прыжка очень большая. И очень большие купальные штаны. Представляете, – говорит, – как человек может испугаться, если мои штаны обовьются у него вокруг ноги!.. Тут мы заметили, что очень покраснел чайник. Папа хотел налить, но из носика посыпался один только пепел. – Урон хозяйству какой! – сердито сказал папа. – Кто ж ставит на плиту пустой чайник? – А вы живёте у моря? – спрашивает мама. В мамином голосе я уловил, что она не прочь была бы нанести Автандилу ответный визит – летом, на каникулы, со всеми нами. – Да, – сказал Автандил Эльбрусович. – Всего в двух шагах от моря у меня есть маленький дом, очень большой. – А с кем вы живёте, с семьёй? – допытывалась мама. – С орлом, – ответил Автандил. И рассказал, что он у себя дома развёл ужей – от мышей. Ужи быстро плодятся, и не успел он глазом моргнуть, как дом закишел ужами. Тогда он купил орла. Случайно. В ресторане у пожарных. – О, с каким кровожадным клёкотом кидался он за моим спаниелем! Раскинув крылья больше, чем у меня руки!.. – и Автандил Эльбрусович раскинул руки, похожие на крылья какой-то чёрной косолапой птицы. – У вас и спаниель есть? – спрашивает папа. – Два! – заявил Автандил. – Херольд Первый и Херольд Второй. – А где спит орёл? – поинтересовалась мама. – Я ему полочку сколотил. В форме буквы «Т». Он на неё сядет и сидит. Правда, иной раз пуляет. – Как пуляет? – удивилась мама. – Хвост поднимет и пуляет, – просто объяснил Автандил Эль-брусович. – На расстоянии семи метров попадал. В стене вмятину делал. И ЧУТЬ ЧЕЛОВЕКА НЕ УБИЛ. Я нёс его на плече, а он… – Давайте переменим тему разговора, – попросила мама. – Хорошо, – согласился Автандил. – ОДНА МОЯ ПОДРУГА ПОЕХАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК ЛОВИТЬ КРАБОВ… Его оранжевый ремень становился всё оранжевей. А зелёный гребень в волосах – зеленей. Весь Автандил Эльбрусович на глазах разгорался, прямо как заря. – Матросы, – продолжал он, – вытаскивали крабов из сетей. И она тоже с ними, МОЯ ПОДРУГА. Дикое веселье поднималось во мне, хотя – чуяло моё сердце – ничем хорошим эта история с ПОДРУГОЙ не кончится. Зловещая пауза подтверждала мои подозрения. – Она взяла краба, – сказал Автандил, – бросила, НО НЕ ТАК, КАК НАДО. И МАТРОСУ ОДНОМУ КРАБ КЛЕШНЁЙ НОС ОТХВАТИЛ. – Совсем? – мама чуть в обморок не упала. – Напрочь, – махнул рукой Автандил. Мама упала в обморок. А папа забеспокоился и спросил: – Что это за грохот? Когда всё утряслось, они с Автандилом Эльбрусовичем сели играть в шахматы. Автандил Эльбрусович очень жульничал. Папа рассердился. Но потом смягчился, потому что Автандил Эльбрусович сказал:

– Благодаря моему дедушке (у меня есть с собой его фотография) Батуми был освобождён от турок. И тут он увидел гитару. – Андрюха! – вскричал он. – Сыграй, а? Мою любимую!.. – Он обнял меня за плечо, прикрыл глаза и улыбнулся. – МОЙ ДРУГ научил меня ей! – и он запел, сбросив тапочки и с ногами забравшись на стул: Мы все-е ухо-одим понемно-огу

В ту страну-у, где тишь и благодать!.. Он сидел на стуле, как орёл на Эвересте. Глаза блестят, взор вперён в облака. Мама смотрела на него боязливо: не устремится ли этот орёл ввысь, не раскокошит ли окно? – МЫ ВСЕ-Е-Е УХО-ОДИМ ПОНЕ-ЕМНО-ОГУ, – с чувством подхватил папа, так же раздувая ноздри и безумно улыбаясь, как Автандил, – В ТУ СТРА-АНУ, ГДЕ ТИШЬ и БЛАГОДАТЬ!!!» Я прямо зашёлся от таких чудесных слов. Я бешено ударил по струнам. А Кит взревел. – Так не пойдёт, – сказал Автандил Эльбрусович. – Вы меня заглушаете. И вообще, что у тебя за инструмент? – Отличнейшая гитара, – сердито сказал папа. На папиной гитаре надпись: «Мотивы дембиля – крик свободы». Кто-то выжег. И роза. Я раньше думал: кто такой Дембиль? Я думал, это иностранный композитор. А это демобилизованный солдат! – Однажды я сделал себе гитару, – сказал Автандил Эльбрусович. – Просил лучших мастеров, никто, как я хотел, делать не соглашался. «Это всё равно, – говорили они, – что просить кривой гроб». Я сделал её за два года. Пришёл с ней и встал во дворе консерватории. Все высыпали на балконы. «Сыграй!» – кричат. Я только струны тронул. Они: «Что это было, слушай! Это же бархат и хрусталь. Нижние – бархат, верхние – хрусталь!» Тут приезжает гитарист из Испании. Со своей гитарой. «Три тысячи, – говорит, – за неё заплатил! Чистая бразильская ель и палисандр». А у Автандила Эльбрусовича – адыгейская ель и тута. Разошлись Автандил Эльбрусович и знаменитый испанский гитарист по разным комнатам. А слушатели столпились в коридоре. И что же? Всемирно известного гитариста от Автандила Эльбрусовича ни один профессор консерватории не смог отличить!!! – А вы кто по профессии, если не секрет? – папа бросил на Автандила пронзительный взгляд. – Сторож корабля на приколе. Корабль «Титан». Смотрю, чтоб не подожгли. А то он сгорит в пятнадцать минут. ОН ВЕСЬ – ДЕРЕВО И КРАСКА! Звук полыханья корабля «Титан» я слышал в себе, когда смотрел на Автандила. Я и Автандил – мы одного поля ягода. Я плохо себя чувствую, когда вокруг ничего не происходит. А в жизни Автандила не наступало затишья. Все мои знакомые взрослые в любой момент готовы уснуть или впасть в уныние. Автандил же Эльбрусович, хоть ночью разбуди, готов поведать волнующую историю или захохотать во всё горло. Он едал пиявок, запечённых в гусином жире, в Сирии. Пускал «блинчики» на Белом, Чёрном, Красном, Эгейском и Мраморном морях. Он – это я, когда стану взрослым. Он казался мне великаном. От него шёл такой жар, что я снял рубашку. Автандил же Эльбрусович надел плащ и прижал к груди шляпу. – Прощайте! – сказал он. – Спасибо за ночлег. Я еду в Подлипки делиться семенами. – Семенами чего??? – Моей тыквы. Я вырастил тыкву размером с «Запорожец». Она получила приз – сто лотерейных билетов. Он обнял меня и вздохнул:

– Жаль, нет фотоаппарата со вспышкой. А то бы все вместе сфотографировались на память. И он ушёл походкой садовода-любителя, без всяких чемоданов, с одной только сумкой – она же сумка, она подушка, она же плавательный баллон. Он уносил в ней тыквенные семечки, фото дедушки, спасшего Батуми от турок, и моё сердце. – Абракадабра! – сердито сказал папа, как только за Автандилом Эльбрусовичем закрылась дверь. – Не верю ни одному Автандилову слову. И я не потерплю, чтобы какой-то ПУТНИК ЗАПОЗДАЛЫЙ сжигал МОЙ чайник и морочил голову членам МОЕЙ семьи. – Ты раздражаешься из-за чепухи, – говорила мама. – Он в жизни неустроенный. А сам – фантазёр. – Автандил «тюльку гонит»! – стоял на своём папа. – Терпеть не могу вранья. Подавай мне чистую правду. Говори только то, что было на самом деле! Папа ходил взвинченный, называя Автандила пройдохой и лапчатым гусём. И вдруг как закричит:

– Люся! Люся! Опять Кит грызёт мою стельку! – Но это не стелька, – сказала мама. Это была оброненная Автандилом Эльбрусовичем тыквенная семечка размером с папин ботинок.