Текст:Меньшов Виктор. Про дождик и поле* (ж. Кукумбер 2008 № 1)

Меньшов Виктор — Про дождик и поле*

Я хочу рассказать вам о двух замечательных поэтах и переводчиках. Для меня эти люди – как океаны, стоишь у одного берега, – а другого и не видно. И понимаешь – как МНОГО этого человека. Хорошо помню, как впервые ехал в гости к Борису Владимировичу Заходеру. Возможно, правильнее было бы сказать, ехал знакомиться с Заходером. Признаться, очень волновался, хотя уже был знаком с ним без малого лет сорок! Правда, он даже не подозревал о моём существовании. Разве так бывает? Конечно, бывает, мой уважаемый Читатель, так бывает всегда, когда читатель знакомится с писателем через книгу. Впервые я познакомился с Борисом Владимировичем ещё до появления Вини Пуха. В журнале «Юность» прочитал большую подборку его стихов. И сразу же в них влюбился. Это было так ярко, так празднично, озорно, весело и лукаво, а порой и язвительно. Стихи запомнились сразу, сами собой, безо всяких усилий с моей стороны, словно автор вложил их в мою голову. Я ходил и всем подряд читал чудесные строки:

Гадюка Давно я не встречал

Гадюки –

И что-то не скучал

В разлуке! Обезьянки – Ваши предки,

Наши предки

На одной качались ветке,

А теперь нас держат в клетке…

Хорошо ли это, детки?… Я тут же помчался в библиотеку и с трудом отыскал книжечку «На задней парте». А потом была чудесная, просто волшебная книга с рисунками замечательного художника Пивоварова. Называлась книга «Моя Вообразилия». Она была большая, толстая, с шикарными иллюстрациями. И, конечно же, со множеством фантастических стихов. На страницах чудесным образом уживались всем хорошо известные животные – Коты, Слоны, Бизоны и другие. Но все они в стихах Заходера оборачиваются к нам неожиданно новой стороной и кто-то, например, плачущая в коридоре киска, становится понятнее, а мы – добрее и снисходительнее к звериным слабостям: Плачет Киска в коридоре.

У неё

Большое горе:

Злые люди

Бедной Киске

Не дают

Украсть

Сосиски! Или на наших глазах (а если честно – порой и при нашем участии) происходит чудесное превращение со львом: Подарил мне папа

Льва!

Ох, и струсил я сперва!

Я два дня

Его боялся,

А на третий —

Он сломался! А у некоторых, например, у Совы, есть чему поучиться:

Мудрейшая птица на свете

Сова.

Всё слышит,

Но очень скупа на слова.

Чем больше услышит —

Тем меньше болтает.

Ах, этого многим из нас

Не хватает! С других брать пример совсем даже не хочется:

Верблюд решил, что он — жираф,

И ходит, голову задрав,

У всех

Он вызывает смех,

А он, Верблюд, плюёт на всех! И уж, конечно, не каждого из зверей можно пригласить домой:

Никакого

Нет резона

У себя

Держать бизона,

Так как это жвачное

Грубое и мрачное! Вот какими неожиданными «лицами» повернул к нам Борис Владимирович давно, казалось бы, знакомых зверей. Но Вообразилию Заходера населяют и совсем мало кому знакомые звери, например, Пипа Суринамская, Окапи, Коати и другие. Прочитай, и ты сможешь сказать:

Если спросят тебя:

«Что за зверь Суринамская Пипа?» —

Отвечай:

«Это жаба,

Но жаба особого типа!» А ещё страну Вообразилию населяют совсем уже никому не известные зверики, с которыми мы познакомились благодаря Борису Заходеру. Это таинственные Кавот и Комут, Мним, Ктототам и другие. Мне с постели вставать неохота:

Я боюсь наступить на Кавота, — У меня под кроватью живёт

Симпатичнейший в мире Кавот. . . . . . . . . . . . . . . . . И ещё с ним такая забота:

Накормить невозможно Кавота, Так как каждый кусок почему-то

Попадает в желудок Камута. О стихах Заходера можно говорить бесконечно, ими хочется делиться, как всегда хочется поделиться с другими Большой Радостью. Но я начал рассказывать, как ехал в гости к Заходеру. Он жил в Подмосковье, надо ехать электричкой, потом на маршрутном такси, на котором написано: «Болшево – Медвежьи Поляны». И хотя место, где жил Борис Владимирович, называлось Комаровка, эти самые Медвежьи Поляны вселили в меня веселье и уверенность, что встреча будет удачной, – где ещё, как не на Медвежьих Полянах, мог жить русский папа Вини-Пуха? В дом нас проводила жена Бориса Владимировича, Галина Сергеевна. Во дворе бегал огромный лохматый пёс, двери на веранду были распахнуты настежь, по столу безбоязненно скакали синицы, весело склевывая что-то со скатерти. Видно было, что птицы и звери в этом доме на равных правах с хозяевами. Стены украшали невероятно красивые ковры из ярких лоскутов, чудесные фотографии, аппликации из материи, кружев и чего-то ещё. Все это, как оказалось, дело рук хозяйки дома. Сам Борис Владимирович был неуловимо похож на Вини Пуха. Такой же лукавый, ироничный и в то же время добродушный. Он сам говорил, что за много лет (впервые книга о Вини Пухе в переводе Бориса Заходера появилась в 1960 году!) он настолько сроднился с медвежонком, что стал чем-то похож на него. Кстати, Заходер очень не любил слово «перевод», он всегда говорил, что при переводе стихи исчезают, поэтому их нельзя перевести. Чтобы книга получилась равной первоисточнику, нужно стать соавтором писателя, иметь равный с ним талант. Как говорил Борис Владимирович:

Чей дар не равен авторскому, тот

и не берись за перевод. Что касается Вини Пуха, Заходер стал не только его «приемным русским папой», он взял медвежонка в соавторы, придумав вместе с ним множество «шумелок», «пыхтелок», «сопелок», которых не было у автора – Милна. Вы представляете, что у Милна не было «Ходите в гости по утрам…»? Я – нет. Но я не случайно начал со стихов Бориса Владимировича. Вини Пуха вы все наверняка и так знаете. Хотя, если только смотрели мультфильмы, быстро берите в руки книгу Заходера – вас ждёт множество удивительных открытий. И ОБЯЗАТЕЛЬНО читайте стихи Бориса Владимировича. А ещё он пересказал «Мэри Поппинс» и много других сказок и стихов. Прочитайте его «Сказки для людей». Наверняка другими глазами посмотрите и на его стихи, потому что сказки эти: «…рассказывают сами звери, и рассказывают их людям. Всем людям — и взрослым, и детям. Звери ведь очень уважают людей, считают, что они сильнее и умнее всех на свете. И хотят, чтобы люди относились к ним хорошо. Чтобы были к ним добрее». Борис Владимирович был очень добрым человеком, хотя и прошёл две войны, и жизнь не всегда была к нему справедлива. Но он как-то сказал: «Китайцы говорят – великий человек это тот, кто до старости сохранил детское сердце». Я не удержался и спросил: «Вам это удалось?» Борис Владимирович стрельнул из-под бровей лукавым взглядом и ответил: «Сердце я, пожалуй, сохранил, что до остального, это предоставляется решать вам…».

Когда я говорю, или даже только думаю о Романе Семеновиче Сефе, почему-то мне сразу же вспоминается:

Алло,

Это море?

Алло,

Это море?

Вы слышите,

Черное море,

Меня?

Ракушку я взял

И стою в коридоре,

И очень волнуюсь,

На берег звоня. Я вас узнаю

В этой гулкой

Ракушке,

Я слышу

Хрустящий прибой

На песке.

Алло!

Это ветер

Качает верхушки

Седых эвкалиптов

В прибрежном леске. Алло!

Это парус летит на просторе.

Алло!

Это рыба плывёт в глубине.

Алло!

Отвечайте мне,

Чёрное море!

Алло!

Отвечайте,

пожалуйста,

мне! У Романа Семеновича множество замечательных стихов, но первым я всегда вспоминаю именно это. Сам не знаю почему. Ответить на этот вопрос труднее, чем сказать, почему вода мокрая. Или почему любят маму. Любят не почему-то и за что-то, а просто любят. Вот так и я ПРОСТО ЛЮБЛЮ это стихотворение. К Роману Семеновичу, как и к Борису Владимировичу, жизнь была не всегда справедлива. Он был мальчишкой, когда арестовали его отца и мать. Отца расстреляли, а мать долго сидела в лагерях. Была война, и мальчик жил у бабушки, но бабушка трагически погибла, и его воспитывала тетя. Во время войны школы позакрывали, превратив их в лазареты. Доучивался Сеф уже после войны. Готовился поступать в Литературный институт. Надо было на что-то жить, – окончил курсы и пошел работать шофёром. Работал в Союзе писателей. В 1951 году, когда Роману Семеновичу исполнилось двадцать лет, его арестовали «за антисоветскую агитацию и террористические намерения». Как говорит сам Роман Семенович, намерения эти выражались в том, что он говорил, что убьёт Берию, которого считал виноватым в аресте матери и гибели отца. Нашелся подлец, который донёс, и Роману Семеновичу дали двадцать пять лет лагерей. Ему «повезло» – отсидел всего лишь до 1956 года. В лагере Сеф усиленно занимался английским языком, много переводил. Когда освободился – писал пьесы, публиковал переводы. Написал детскую книжку стихов «Шагают великаны». Книжку послали на отзыв Чуковскому, он написал очень хороший отзыв. Роман Семенович считает себя учеником Чуковского. Кстати, с Корнеем Ивановичем был очень дружен и Заходер. Я очень люблю всегда обаятельного, доброжелательного, и немного грустного Романа Семеновича Сефа. Он и в стихах такой же, как в жизни – бесконечно деликатный, скромный, немного даже застенчивый. И очень добрый. Столяр гулял в густом лесу

Среди больших стволов,

И, улыбнувшись, он сказал:

– Как много тут столов. Охотник зайцев настрелял

Пять штук за шесть минут,

И, улыбнувшись, он сказал:

– Как много зайцев тут. Шел утром добрый человек.

Стряхнув с ветвей росу,

Он улыбнулся и сказал:

– Как хорошо в лесу! Роман Семенович умеет видеть чудо там, где другие проходят мимо него:

Ты ещё

Не видел

Чуда?

Никогда

Не видел

Чуда?

Вот беда –

Не видел чуда!

Так сходи

И посмотри.

Ты увидишь

Просто чудо,

Удивительное

Чудо:

Там,

Где магазин

«ПОСУДА»,

Возле дома

Номер три

Сквозь асфальт

У перекрестка

Пробивается

Берёзка. Сеф обладает удивительным даром очень сложные вещи и понятия описывать простыми и понятными словами. Вот, например, идёт обычный пешеход. А для Романа Семеновича он необычный:

Необычный пешеход Кто по улице идёт?

Необычный пешеход.

У него пятьсот имен:

На заводе слесарь он.

В яслях он –

Родитель,

В кинотеатре –

Зритель.

А пришёл

На стадион –

И уже болельщик он.

Он кому-то

Сын и внук,

Для кого-то

Близкий друг.

Он мечтатель

В дни весны,

Он военный

В час войны.

И всегда, везде и всюду

ГРАЖДАНИН

СВОЕЙ СТРАНЫ. Он никогда не заигрывает с маленьким читателем, всегда держится с ним на равных, хотя может и поддразнить плаксу:

…Ты можешь плакать

Много лет,

Пока не станешь

Стар и сед,

Но слёзы не спасут от бед

И не помогут горю. А если это ясно,

То не реви

Напрасно. Может и тихо, на ухо, посоветовать, как выйти из трудного положения:

Если ты

Ужасно гордый,

Если ты

Ужасно твердый,

Но нечаянно обидел

Маму

Среди бела дня,

Оставаясь

Очень гордым,

Независимым

И твердым,

Под вечер

Шепни ей тихо:

– Мамочка,

Прости меня… Может Роман Семенович и необидно пошутить над «несчастной любовью»:

Василий решил,

Повинуясь судьбе,

Жениться на Варе

Из первого «Б», Он ластик и ленточку

Ей подарил,

И замуж идти её

Уговорил. Но папа и мама

И наша собака

Решительно против

Подобного брака. Поскольку женитьба

Вопрос непростой,

То ходит Василий

Пока холостой. И еще одно стихотворение Романа Семеновича хочется вспомнить, называется оно «Поле»:

А дождик льёт,

А дождик льёт,

И больше ничего.

Но поле пьёт,

Но поле пьёт,

Но поле пьёт его. Я думаю, что дождик – это как раз произведения Романа Семеновича Сефа и Бориса Владимировича Заходера. А пьющее их поле – это ты, дорогой Читатель. Надеюсь, такие дожди дадут замечательные всходы.

• Журнал «Читайка» №№8,9, 2007, рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»