Текст:Крупская Дина. Кукумбер (ж. Кукумбер 2006 № 3)

Крупская Дина — Кукумбер

Художник: Келдыш

Дорогой читатель! Тебя, наверное, давно мучает вопрос: ну что за тип – этот самый Кукумбер? Откуда он взялся и куда путь держит? Кто его выдумал? Сегодня мы решили открыть тебе нашу БОЛЬШУЮ тайну. Слово «Кукумбер», как ты и сам наверняка знаешь, означает «Огурец» по-английски и по-французски (именно поэтому Кукумбер, который расхаживает, распевает или разглагольствует на обложке журнала, всегда такой зеленый и порой пупырчатый). А вот чего ты не знал: кроме того, Кукумбер – еще имя персонажа стихотворения Пола Уэста. Если честно, Пол Уэст назвал его Cumberbunce. Слово не имеет точного перевода, в нем есть кусок слова огурец «кьюкамбер», и слово «банс», что переводится как «выгода». Для человека, привыкшего чаще говорить по-русски, чем по-английски, слово «кукумбер» роднее и приятнее для слуха, чем «камбербанс». Когда его произносишь – КУ-КУМ-БЕР, из него, как из леса, выглядывает кукушка со своим «ку-ку», которое мы так надеемся и в то же время боимся услышать. В нем звучит и задиристое лукавство другого «ку-ку» – когда с нами играют в прятки. И все это каким-то неведомым образом помогает передать разные оттенки в характере этого персонажа, отношение к которому меняется у главного героя на протяжении всего стихотворения. Дина Крупская Сияли в море облака.

Молчали камни средь песка.

Среди камней молчал песок.

Я был как парус одинок.

Я шел по скользкому пути,

где только камни на пути,

где только камни да куски

ракушек, битых на куски.

А камни – что, им плыть да плыть,

нет чтобы сесть поговорить. Вдруг вижу – что-то голубеет

и серо-буро-зеленеет.

Оно прозрачное, как сок,

не крокодил, и не носок,

не черпачок, не лом, не гусь…

Сказать точнее не берусь:

я как-то сразу сбился с толку,

весь потерялся, как иголка. Спросите: может, это кот?

Отвечу: ростом – точно кот.

А может, меньше соловья?

И тоже «да» отвечу я:

да, соловьиного крыла

чуть меньше он… оно… была… Оно спросило осторожно:

«Могу я петь, сэр, если можно?»

И в этот миг я понял, понял:

КУКУМБЕР – вот же кто такой он! Я вижу, вы удивлены:

мол, романтические сны,

и как ты имя разгадал…

Но я же видел, я же знал,

что это не папье-маше,

не ластик на карандаше,

не зонт от солнца, не сырок,

и не на память узелок,

и не косяк холодных скумбрий…

Так кто же, если не Кукумбер? Он был печален, утомлен…

Да что там, чуть не таял он!

Его хотелось защищать

и чем-то вкусным угощать,

и ручку жать… Но вижу вдруг:

Ах, Боже мой! Ведь он без рук!

И сердце дрогнуло и сжалось…

Он просит спеть – какая малость!!

Я горячился, словно плюшка,

шепча в бледнеющее ушко:

«Зверушка, детка! Милый мой!

Ты пой, Кукумбер!! Громче пой!!!» Он кинул в море долгий взгляд,

вздохнул пятнадцать раз подряд,

головку милую нагнул,

и жутко, хрипло затянул: «О, я бы спел, что в море влажно,

а в небе рыбья чешуя,

что две медузы… нет, неважно,

я тут забыл… но помню я,

как было жалко мне, что волны

кипят, бедняжки, на плите,

когда горшочки ими полны…

Ах нет, не то, не так, не те.

А те, что в море, так наклонны,

что можно вниз по ним скатиться,

и лодка вверх взлетает, словно

большая парусная птица.

Я спел бы, как в песке фасоль

я находил и нёс жене.

Но ни ДО-РЕ, ни ЛЯ-ФА-СОЛЬ,

увы, не удавались мне.

Я петь пытался – и не мог.

О том, как молод осьминог,

о трех китах, и всё такое –

не спеть мне! Горе-то какое!» Но я словам его внимал,

и ни-че-го не понимал.

– Кукумбер! – я вскричал. – Прости,

ты на моём зачем пути,

зачем спросил нельзя ли спеть,

когда не можешь вовсе петь?» Глядит Кукумбер мне в глаза,

а там уже стоит слеза

обиды, злой, как бигуди.

Он повернулся, чтоб уйти,

и вдруг сказал почти без сил:

«Я разрешенья не просил,

себя вы сами обманули.

Я задал вам вопрос «Могу ли?»

Да, сэр, не «Можно», а «Могу».

Я знал и сам, что не могу,

но все ж хотел для подтвержденья

услышать, сэр, и ваше мненье…» Он изможденно улыбнулся,

и вдруг руки моей коснулся:

«Я и не знал, что людям сложно

«могу ли» отличить от «можно».

Прощайте, сэр, дела…»

– Де-ла-а…–

врала соседняя скала.

Он весь исчез, и только эхо

мне донесло обрывки смеха:

«Пишите летом на снегу-у-у

два слова:

«МОЖНО» и «МОГУ»!!»