Текст:Коваль Юрий. Самая близкая речка в мире (ж. Кукумбер 2003 № 3)

Материал из Буквицы
Перейти к навигации Перейти к поиску

Коваль Юрий — Самая близкая речка в мире

Чудесная повесть Юрия Коваля «САМАЯ ЛЁГКАЯ ЛОДКА В МИРЕ» рассказывает о том, как он с друзьями построил из бамбука лодку по имени «Одуванчик». Перед вами – глава из повести. Прошёл март, и в середине апреля я решился лодку испытать. Ровно в шесть утра мы вышли из мастерской Орлова. Впереди, как лоцман, шагал милиционер Шура, следом мы с Орловым несли на плечах «Одуванчик». Мы двигались к Яузе – самой близкой речке в мире. Милиционер Шура, стесняясь, нёс вёсла. Ему было неловко в полной форме переносить предметы, не имеющие отношения к прямым обязанностям. Мне же казалось, что вёсла в его руках похожи на какие-то почётные винтовки, они усиливали торжественность момента. – А вдруг начальство заметит, что ты тут с вёслами бродишь? – пугал Шуру Орлов.– Что будешь делать? – Скажет, что арестовал нас, – успокаивал я. – А если здесь плавать запрещено? – не унимался Орлов. – Вдруг нас начнут штрафовать? – Тогда Шура оштрафует нас первым,– объяснял я,– а потом штраф назад отдаст. Милиционер-художник сердито оборачивался, делая строгое лицо, не отдающее назад никакого штрафа. Выйдя на Серебряническую набережную, мы остановились. Далеко внизу, за чугунной решёткой, текла речка Яуза, окованная в гранит. Редкие чёрно-зелёные льдины плыли по коричневой воде, направляясь к Москве-реке. – Самая грязная речка в мире,– сказал Орлов, печально оглядевши яузские берега. – Отложим испытание. Потеплеет – поедем на Клязьму, лодку-то хотя бы пожалей. Я и сам понимал, что самой лёгкой лодке в мире, пожалуй, обидно плавать впервые по Яузе. Мне было жалко её, но поделать я ничего не мог. «Одуванчик» родился здесь, у Яузских ворот, и в первый раз должен был проплыть мимо родных берегов. Пускай закаляется. Невозможно плавать всю жизнь по светлой воде. Мне казалось, лучше огорчить немного лодку, чем навеки оскорбить Яузу. У Астахова моста мы нашли ступеньки, ведущие вниз, опустили лодку на воду. Яузская вода, казавшаяся сверху коричневой, вблизи оказалась цвета хаки. Ослепительно блеснуло на ней серебряное платье «Одуванчика». Давно-давно не видали яузские жители свободного корабля на ее волнах. Иногда только бродят здесь катера «Озон» и «Орион», и снова пусто меж каменных берегов – чердаки да крыши отражаются в скучной городской воде. Я достал из-за пазухи бутылку шампанского. – Давай-ка я речь произнесу,– сказал Шура. Отделавшись от вёсел, он немного успокоился. – Товарищи! – начал он.– Минуточку внимания! Сегодня мы опускаем к воде самую лёгкую лодку в мире. Холодными зимними ночами, в пургу доставали мы бамбук, не покладая трудов, доводили задуманное. Если уж ты что-нибудь задумал, будь добр, доведи! Большому кораблю – большое плаванье! Я хлопнул пробкой и обрызгал пеной нос «Одуванчика», все расцеловались. Осторожно, держась за милиционера, сел я в лодку. Орлов подал мне весло. От моей тяжести «Одуванчик» погрузился глубже, нос его задрался высоко передо мной. Я увидел, как под давлением воды напряглось, натянулось туже серебряное платье, загудели бамбуковые рёбра, звонко скрипнули шпангоуты-полумесяцы. Удивительным оказалось, что сижу я очень низко, прямо на поверхности воды. Я мог дотронуться до яузской волны, но сделать это не решался – грязная, сточная, мёртвая. Пересилив себя, я опустил в воду вначале одну руку, потом другую, стряхнул с пальцев холодные капли и взял весло. – Пошёл! – крикнул Орлов, и я неловко оттолкнулся веслом от гранитного берега. Силу толчка я не рассчитал, и «Одуванчик» буквально вылетел на середину реки. С барабанным звуком – бум-бум-бум – ударили волны в дно лодки. Я гребанул слева – нос резко повернул вправо, гребанул справа – «Одуванчик» выровнялся. Только два раза и ударил я веслом, а лодка уже летела стремительно вперёд, и я не знал, как её затормозить. – Осторожно! – кричал сзади и сверху Орлов. И он, и милиционер бежали за мной по берегу, а я, скованный и неумелый, боялся повернуться. – Надо было верёвку взять! – выкрикивал Шура какую-то не вполне ясную мысль. То ли он хотел привязать «Одуванчик», то ли вытягивать меня, уже утонувшего. Кое-как взмахивая веслом, я летел по дну длиннейшего гранитного колодца, передо мною уплывала и Москву-реку темная обтаявшая льдина. На ней, как пингвин, сидела ворона. – Оглянись! – кричал мне Орлов. – Это последняя льдина! Я оглянулся – за нами не было видно ни одной льдины. Хоть и мутная, а свободная от зимы вода. А над нами, над гранитными стенам виднелись маленькие человеческие головки – бородатая орловская и милицейская в фуражке. Такими они показались мне далекими и милыми, что я поневоле засмеялся. Я понимал, что минут через двадцать снова увижу их, когда вылезу на берег, и всё же казалось – уплыл от них бесконечно далеко и жалел их, оставшихся дома. Последнюю льдину я обгонять не стал. Положил весло, течение неторопливо повлекло лодку. «Неужели совсем, навеки мертва эта отравленная городская река? Неужели умерла навсегда?» И вдруг перед нами, из-под носа «Одуванчика» поднялись с воды две утки. Это были чирки-трескунки – уточка с синим зеркалом на крыле и селезнёк с буйной зелёной головой. Отчаянные, летели они на север, остановились на Яузе передохнуть. Они не боялись мёртвой воды. Потрескивая, полетели чирки перед нами, из гранитного колодца выбираясь к небу. Я глядел им вслед – и над высотными домами, ещё выше, ещё глубже в небе, увидел летящих на север журавлей.