Текст:Искандер Фазиль. Отрывок из повести (ж. Кукумбер 2004 № 5)

Искандер Фазиль — Отрывок из повести

Кладбище напоминало карликовый городок, с железными оградами, зелеными холмиками могил, игрушечными дворцами, скамеечками, деревянными и железными крышами. Казалось, люди, после смерти сильно уменьшившись и поэтому став злее и опаснее, продолжают жить тихой, недоброй жизнью. Возле нескольких могил стояли табуретки с вином и закуской, на одной даже горела свеча, прикрытая стеклянной банкой с выбитым днищем. Я знал, что это такой обычай – приносить на могилу еду и питьё, но всё равно сделалось ещё страшнее. Пели сверчки, свет луны белил и без того белые надгробья, и от этого чёрные тени казались еще черней и лежали на земле, как тяжёлые, неподвижные глыбы. Я старался как можно тише пройти мимо могил, но палка моя глухо и страшно стучала о землю. Я её взял под мышку, стало совсем тихо и ещё страшней. Вдруг я заметил крышку гроба, прислоненную к могильной ограде рядом с ещё не огороженной свежей могилой. Я почувствовал, как по спине подымается к затылку тонкая струйка ледяного холода, как эта струйка подошла к голове и, больно сжав на затылке кожу, приподняла волосы. Я продолжал идти, всё время глядя на эту крышку, красновато поблескивающую в лунном свете. Я тогда ещё не знал, что по мусульманскому обычаю покойника хоронят без крышки, видимо, чтобы облегчить ему воскресение. Гроб накрывают досками наподобие крыши. Я был уверен, что покойник вышел из своей могилы, прислонил крышку гроба к ограде и теперь ходит где-нибудь поблизости или, может быть, притаился за крышкой и ждёт, чтобы я отвернулся или побежал. Поэтому я шёл, не шевелясь и не убыстряя шагов, чувствуя, что главное – не сводить глаз с крышки гроба. Под ногами зашумела трава, я понял, что сошёл с тропы, но продолжал идти, не выпуская из виду крышку. Вдруг я ощутил, что проваливаюсь в какую-то яму. Я успел увидеть полоснувшую небо луну и шлёпнулся на что-то шерстистое, белое, рванувшееся из-под меня в сторону. Я упал на землю и лежал с закрытыми глазами, дожидаясь своей участи. Я чувствовал, что он или, вернее, оно где-то рядом, и теперь я полностью в его власти. В голове мелькали картины из рассказов охотников и пастухов о таинственных встречах в лесу, о случаях на кладбищах. Оно медлило и медлило, страх сделался невыносимым, и я, собрав силы, распахнул глаза, как будто включил свет. Сначала я никого не увидел, а потом в темноте заметил что-то белеющее, качающееся. Я чувствовал, что оно внимательно следит за мной. Особенно страшно было, что оно качалось. Не знаю, сколько времени прошло. Я стал различать запах свежевскопанной нагретой за день земли и какой-то очень знакомый, обнадёживающий, почти домашний запах. Оно, всё ещё покачиваясь, белело в углу. Но ужас, длящийся без конца, перестает быть ужасом. Я почувствовал боль в ноге. Падая, я её сильно подвернул, и теперь мне очень хотелось её вытянуть. Я долго вглядывался в него. Расплывающееся белое пятно принимало знакомые очертания, в какое-то мгновенье я понял, что призрак превратился в козла, и разглядел в темноте бородку и рога. Я давно знал, что дьявол принимает вид козла, и немного успокоился, потому что это было ясно. Я только не знал, что он при этом может пахнуть козлом. Я осторожно вытянул ногу и заметил, что оно насторожилось, вернее, перестало жевать жвачку и только продолжало странно покачиваться. Я замер, и оно снова зажевало губами. Я поднял голову и увидел край ямы, озаренный лунным светом, прозрачную полосу неба со светлой звездочкой посредине. Наверху прошелестело дерево, было странно снизу чувствовать, что там потянул ветерок. Я посмотрел на звездочку, и мне показалось, что и она покачнулась от ветра. Что-то глухо стукнуло: с яблони слетело яблоко. Я вздрогнул и почувствовал, что становится прохладно. Мальчишеский инстинкт подсказывал, что бездействие не может быть признаком силы, и, так как оно продолжало жевать, бесплотно глядя сквозь меня, я решил попробовать выбраться. Я осторожно встал и, вытянув руку, убедился, что, даже подпрыгнув, не смог бы достать руками до края. Палка моя осталась наверху, да и она вряд ли могла помочь. Яма была довольно узкая, и я попробовал, упираясь руками и ногами в противоположные стенки, вскарабкаться наверх. Кряхтя от напряжения, я немного поднялся, но одна нога, та, которая подвернулась, соскользнула со стенки, и я шлёпнулся снова. Когда я упал, оно испуганно вскочило на ноги и шарахнулось в сторону. Это было самое неосторожное с его стороны. Я осмелел и подошёл к нему. Оно молча забилось в угол. Я осторожно протянул ладонь к его морде. Оно тронуло губами, тепло дохнуло на неё, понюхало и фыркнуло по-козлиному, упрямо мотнув головой. Я окончательно убедился, что он никакой не дьявол, просто попал в беду, как и я. Во время моего пастушества, бывало, козлы забирались в такие места, что сами потом не могли выбраться. Я сел с ним рядом на землю, обнял его за шею и стал греться, прижимаясь к его тёплому животу. Я попытался уложить его, но он продолжал упрямо стоять. Зато он начал лизать мою руку, сначала осторожно, потом всё смелее и смелее, и язык его, гибкий и крепкий, шершаво почесывал кисть моей руки, слизывая с неё соль. От этого колючего и щекочущего прикосновения было приятно, и я не отнимал руки. Козёл мой совсем вошёл во вкус и уже стал прихватывать острыми зубами край моей рубахи, но я закатал рукав и дал ему попастись на свежем месте. Он долго лизал мою руку, а я почувствовал, что, даже если бы показалось над ямой голубое в свете луны лицо покойника, я бы только крепче прижался к моему козлу, и мне было бы почти не страшно. Я впервые узнал, что значат живое существо рядом. Наконец ему надоело лизать мою руку, и он неожиданно сам улегся рядом со мной и снова принялся за жвачку. Было всё так же тихо, только свет луны сделался прозрачней, а звездочка передвинулась на край полоски неба. Стало ещё прохладней. Вдруг я услышал приближающийся топот копя, сердце бешено забилось. Топот делался всё отчётливей и отчётливей, иногда раздавалось металлическое пощёлкиванье подков о камни. Я испугался, что всадник свернёт в сторону, но топот приближался, твёрдый и сильный, и я уже слышал дыхание коня, поскрипывание седла. Я замер от волнения, топот прошёл почти над самой головой, и тогда я вскочил и закричал:

– Эй! Эй! Я здесь! Лошадь остановилась, в тишине я различил костяной звук лошадиных зубов, грызущих удила. Потом раздался нерешительный мужской голос:

– Кто там? Я рванулся навстречу голосу и закричал:

– Это я! Мальчик! Некоторое время человек молчал, потом я услышал:

– Что за мальчик? Голос мужчины был твёрдым и недоверчивым. Он боялся ловушки. – Я мальчик, я из города, – сказал я, стараясь говорить не покойницким, а живым голосом, отчего он сделался странным и противным. – Зачем туда залез? – жёстко спросил голос. Человек всё ещё боялся ловушки. – Я упал, я шёл к дяде Мексуту, – быстро сказал я, боясь, что он не дослушает меня и проедет. – К Мексуту? Так и сказал бы. Я услышал, как он слез с коня и закинул уздечку за могильную ограду. Потом шаги его приблизились, но он всё же остановился, не доходя до ямы. – Держи! – услышал я, и верёвка, прошуршав в воздухе, соскользнула в яму. Я взялся за нее, но тут же вспомнил про козла. Он молча и одиноко стоял в углу. Недолго думая, я обернул верёвку вокруг его шеи, быстро затянул два узла и крикнул:

– Тяните! Верёвка натянулась, козёл замотал головой и встал на дыбы. Чтобы помочь, я схватил его за задние ноги и стал изо всех сил поднимать вверх – верёвка врезалась ему в шею. Как только его рогатая голова, озаренная лунным светом, появилась над ямой, мужчина заорал, как мне показалось, козлиным голосом, бросил верёвку и побежал. Козёл рухнул возле меня, а я закричал, потому что, падая, он отдавил копытом мне ногу. Я заплакал от боли, огорчения и усталости. Видно, слёзы были где-то близко, на уровне глаз. Они полились так обильно, что я в конце концов испугался их и перестал плакать. Я ругал себя, что не сказал ему про козла, а потом вспомнил о его лошади и решил, что так или иначе он за нею придёт. Минут через десять я уловил шаги крадущегося человека. Я знал, что он хочет отвязать лошадь и удрать. – Это был козёл, – сказал я громко и спокойно. Молчание. – Дядя, это был козёл, – повторил я, стараясь не менять голоса. Я почувствовал, что он остановился и слушает. – Чей козёл? – спросил он подозрительно. – Не знаю, он сюда упал раньше меня, – ответил я, понимая, что слова мои не убеждают.

– Что-то ты ничего не знаешь, – сказал он, а потом спросил: – А Мексуту кем ты приходишься?

Я, сбиваясь от волнения, стал объяснять наше родство (в Абхазии все родственники). Я почувствовал, что он начинает мне верить, и старался не упускать это потепление. Сразу же я ему рассказал, зачем иду к дяде Мексуту. Я почувствовал, как трудно оправдываться, очутившись в могильной яме. В конце концов, он подошёл к ней и осторожно наклонился. Я увидел его небритое лицо, брезгливое и странное в лунном свете. Было видно, что место, где он стоит и куда он смотрит, ему неприятно. Мне даже показалось, что он старается не дышать. Я выкинул конец верёвки, за которую был привязан козёл. Он взялся за неё и потянул вверх. Я старался ему снизу помогать. Козёл глупо упирался, но он, слегка подтянув его, схватил за рог и с яростным отвращением вытянул из ямы. Все-таки эта история ему не нравилась. – Богом проклятая тварь, – сказал он, и я услышал, как он пнул ногой козла. Козёл екнул и, наверное, рванулся, потому что человек схватил верёвку и дернул. Потом он низко наклонился над ямой, опершись одной рукой о землю, другой схватил меня за протянутую кисть и сердито вытащил наверх. Когда он тащил, я старался быть легким, потому что боялся, как бы и мне не досталось. Он поставил меня рядом с собой. Это был большой и грузный мужчина. Кисть руки, которую он держал, побаливала. Он молча посмотрел на меня и, вдруг неожиданно улыбнувшись, потрепал по голове:

– Здорово ты меня напугал со своим козлом. Думал, человека тащу, а тут рогатый вылезает…