Текст:Демурова Нина. Джордж Макдональд. Принцесса Пушинка. Начало (ж. Кукумбер 2006 № 5)
Демурова Нина — Джордж Макдональд. Принцесса Пушинка. Начало
Художник: Полякова Анна
Глава 1. КАК! НЕТ ДЕТЕЙ?! Давным-давно, так давно, что я даже забыл, в каком году это было, жили-были король с королевой, у которых не было детей. Однажды король сказал про себя: «У всех моих знакомых королев есть дети, у кого тройка, у кого семёрка, а у кого и дюжина; только у моей нет ни одного. Это несправедливо». И решил обидеться на королеву за это. Но она набралась терпения и сделала вид, что ничего не замечает. Тогда король рассердился. Но королева повела себя так, будто все это шутка, и очень весёлая. – Почему ты не родишь мне хоть дочерей? – спросил он. – Я уж и не говорю о сыновьях. На это я даже и не надеюсь. – Ах, милый король, мне очень жаль, что так получается. – Жаль-то жаль, – возразил король, – да только тебя это не извиняет. Впрочем, нрав у него был незлой, и в любом другом деле, не имеющем такого значения, он с радостью уступил бы королеве. Но это был вопрос государственной важности. Королева улыбнулась. – Знаешь, милый король, надо запастись терпением, когда имеешь дело с дамой, – сказала она. Она была очень доброй королевой и сожалела о том, что не может тут же его утешить. Король попытался запастись терпением, но это ему не очень-то удалось. Впрочем, спустя какое-то время королева наконец родила ему дочку, прелестную маленькую принцессочку-крикушку, хоть он того и не заслужил. Глава 2. УЖ Я ИХ! Близился день, когда малышку предстояло крестить. Все приглашения король написал собственной рукой. И, конечно, кое о ком позабыл. Вообще-то говоря, не так уж страшно, когда о ком-то забывают, важно только, кто этот забытый. К несчастью, король проявил забывчивость ненамеренно, а обойденной оказалась принцесса Уж-я-вас, что было не очень-то хорошо. Ведь принцесса приходилась королю родной сестрицей, и уж её-то забывать не следовало. В свое время она так донимала старого короля-отца, что он даже не упомянул её в завещании; неудивительно, что и родной братец забыл о ней, когда рассылал приглашения. Бедные родственники сами должны заботиться о том, чтобы о них не забывали. Разве не так? Не мог же король заглянуть на чердак, где она жила, правда? Принцесса была сварлива и презавистлива. Презрение и злость избороздили её лицо морщинами. Немудрено, что король забыл пригласить сестру на крестины, и это, пожалуй, ему можно простить. К тому же и вид она имела весьма странный. Лоб у неё был огромный, не меньше всего остального лица, и нависал над ним, как скала над пропастью. Когда она гневалась, её крошечные глазки загорались голубым огнём. Когда кто-то вызывал её ненависть, они то желтели, то зеленели. А какого они были цвета, когда она испытывала к кому-нибудь приязнь, я не знаю, ибо не слышал, чтобы кто-то был ей мил – кроме самой себя, конечно, и то только потому, что к себе она привыкла, хотя как ей это удалось, непонятно. Король допустил большую оплошность, забыв про неё, ибо она отличалась коварством. Да она просто-напросто была ведьмой – и горе тому, на кого она сердилась, ибо злостью она превосходила всех злых колдуний, а коварством – коварных. Она презирала все известные способы мести, к которым прибегали обойденные феи и колдуньи; и потому, прождав напрасно приглашения, она решила отправиться на крестины незваной и отомстить, как ей и было положено. Итак, она надела своё лучшее платье и отправилась во дворец, где счастливый государь, совсем позабывший о том, что позабыл её пригласить, радушно встретил фею, и она заняла своё место в шествии, которое направлялось к королевской часовне. Когда же все окружили купель, она пробралась вперед и что-то швырнула в воду, после чего чинно стала поодаль, выжидая, пока вода коснется малышкиных щёчек. Тут она трижды повернулась на каблуках и пробормотала вот такие слова, которые услышали стоявшие рядом:
Ты по веленью слова моего
Пребудешь невесомой, словно дым,
Чтоб, не обременяя никого,
Разбить сердца родителям своим. Перевод стихов Марка Фрейдкина Все думали, она помешалась и твердит какой-то глупый детский стишок; и всё же все содрогнулись. Малютка же, напротив, загулькала и засмеялась, а кормилица вздрогнула и глухо вскрикнула: ей почудилось, что её вдруг хватил удар, – она больше не ощущала тяжести малютки в своих руках. Но она только крепче прижала её к себе и не сказала ни слова. Зло совершилось. Глава 3. ЭТО НЕ НАША ДОЧЬ! Злая тётка лишила ребёнка весомости. Если вы меня спросите, как она это сделала, я отвечу: «Чего проще! Взяла да и уничтожила её притяжение!» Ибо принцесса была философша и разбиралась во всех тонкостях закона земного притяжения с такой же лёгкостью, с какой шнуровала свои ботинки. А будучи к тому же ещё и колдуньей, могла в один миг его и уничтожить; или уж, по крайности, сделать так, что он и вовсе переставал действовать. Впрочем, нас больше интересует, что из этого вышло, чем то, как это произошло. Неудобство, проистекавшее из этого злосчастного лишения, ощутили тут же: только кормилица стала качать малютку, как та подлетела к самому потолку. К счастью, сопротивление воздуха остановило её в футе от него. Там она и повисла – лежала, словно на руках у кормилицы, удивленно смеясь и брыкаясь. Кормилица в ужасе кинулась к звонку и попросила прибежавшего лакея, чтобы он, не медля ни минуты, принёс стремянку. Вся дрожа, она взобралась на стремянку, подняла руки и, стоя на последней ступеньке, вытянулась во весь рост – так ей удалось, наконец, ухватить плавно колыхавшийся наверху кончик малюткиной длинной рубашки. Когда весть об этом странном событии разлетелась по дворцу, все пришли в смятение. Король узнал о странном свойстве своей дочери так же внезапно, как и кормилица. Когда ему дали подержать малютку, он удивился, что не чувствует её веса, и стал её подбрасывать вверх и вн… – нет, конечно, не вниз, ибо она тут же тихо поплыла к потолку да так и осталась там в подвешенном состоянии. Судя по её звонкому смеху, она была вполне довольна своим положением. Король от удивления застыл на месте, подняв глаза вверх; он так задрожал, что борода у него заволновалась, словно трава на ветру. Наконец, обернувшись к королеве, которая была поражена и испугана не менее его, он произнёс, тяжело дыша и заикаясь:
– Королева, это не наша дочь! Сказать по правде, королева была гораздо умнее короля, и она уже успела сообразить, что столь странное следствие должно иметь свою причину. – Ах нет, это наша дочь, – отвечала она. – Только нам надо было лучше смотреть за ней на крестинах. А тех, кого не приглашали, не следовало и пускать. – Ага! – сказал король, постучав указательным пальцем по лбу. – Понимаю! Я её разгадал. Ты ещё не поняла, королева? Принцесса Уж-я-вас её заколдовала. – О том я и говорю, – отвечала королева. – Прости, милочка, я не расслышал. Джон! Неси-ка ступеньки, по которым я поднимаюсь на трон. Трон был огромный, а король был росточка небольшого, как это часто бывает с монархами. Принесли ступеньки, поставили их на обеденный стол, и Джон залез на самый верх. Но ему не удалось дотянуться до маленькой принцессы, которая плавала, словно весёлое облачко, под потолком, то и дело заливаясь смехом. – Возьми щипцы, Джон, – сказал Его Величество и, взобравшись на стол, подал слуге каминные щипцы. С помощью щипцов Джону удалось дотянуться до малышки, и маленькую принцессу сняли. Глава 4. ГДЕ ОНА? После первых приключений, выпавших на долю принцессы, прошёл месяц, во время которого с неё не спускали глаз. В одно прекрасное летнее утро малютка крепко спала на постели в собственной опочивальне королевы. Одно из окон стояло раскрытым – был душный полдень, и девчушка лежала под покровом сна (больше на ней ничего и не было). В комнату вошла королева и, не видя, что малютка покоится на постели, открыла другое окно. Ветер-шалунишка, давно поджидавший своего часа, ворвался в одно окно, прокрался к постели, на которой лежала девчушка, подхватил её и вынес, покачивая, в противоположное окно, словно та была пёрышком или пушинкой с одуванчика. А королева вышла и спустилась вниз, не заметив утраты, которой сама и была причиной. Кормилица, вернувшись, решила, что Её Величество унесла принцессу, и, опасаясь выговора, не стала ни о чём спрашивать. Но так как и ей никто ни слова не сказал, она встревожилась и, выждав время, отправилась к королеве в будуар. – Ваше Величество, разрешите взять девочку? – сказала она. – А где она? – спросила королева. – Прошу вас, простите меня. Я знаю, что виновата. – Что ты хочешь сказать? – спросила королева, нахмурясь. – Ах, не пугайте меня. Ваше Величество! – вскричала кормилица, заломив руки. Королева поняла, что тут что-то не так, и упала в обморок. А кормилица побежала по дворцу с криком: «Моя малютка! Моя малютка!» Все кинулись в комнату королевы. Но королева не могла ни слова вымолвить. Однако вскоре обнаружилось, что пропала принцесса, и через минуту весь двор загудел, словно улей в саду. Ещё минута – раздался громкий крик и хлопанье в ладоши, и королева пришла в себя. Принцесса была найдена – она крепко спала под розовым кустом, куда занес её ветер-проказник; на прощанье он стряхнул целый дождь алых лепестков на белую рубашонку, в которой она спала. Разбуженная криками слуг, она открыла глаза и радостно завопила, а розовые лепестки посыпались во все стороны, словно брызги фонтана на закате солнца. Разумеется, после этого случая за ней стали следить ещё строже; и всё же не было конца всяким странным происшествиям, проистекавшим от странного свойства принцессы. Впрочем, ни в одном доме (не говоря уже о дворцах!) не было другого такого ребенка, который всех бы так веселил. Слуги, во всяком случае, её обожали. Правда, нянькам нелегко было удержать её в руках, зато руки у них никогда от неё не болели, да и сердце тоже. А как приятно было играть ею в мячик! Уж её-то уронить было невозможно. Вернее, можно было уронить, бросить вниз или швырнуть на пол, но она тут же подлетала в воздух. Правда, она могла попасть в камин, в очаг или вылететь в открытое окно; но пока что ничего такого с ней не происходило. А если откуда-то раздавался вдруг звонкий смех, можно было не сомневаться, в чём дело. Спустясь в кухню или в людскую, вы нашли бы там Джейн и Томаса, Роберта и Сьюзен, да и всех прочих тоже – они играли в мяч, а мячом им служила маленькая принцесса. Она веселилась не меньше слуг. Она так и летала из рук в руки, от одного к другому, и заливалась весёлым смехом. Такой мяч слугам нравился, пожалуй, больше самой игры. Им только приходилось следить за тем, как её бросать, – направишь вверх, и она сама уже вниз не спустится, приходится за ней лезть. Глава 5. ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ? Ну, а для родителей всё было по-другому. Однажды после завтрака, к примеру, король отправился в кабинет считать деньги. Это занятие не доставило ему радости. «Подумать только, – сказал он про себя, – что в каждой из этих золотых монет чуть не два золотника веса (в золотнике около 4 граммов), а моя живая, моя родная, моя кровная принцесса ничего не весит!» И он с ненавистью взглянул на свои золотые соверены, которые лежали с довольной ухмылкой на блестящих лицах. Королева же в это время сидела у себя в спальне и ела хлеб с вареньем. Но только откусила второй кусок, как залилась слезами и не смогла его проглотить. Король услышал её плач. Он обрадовался случаю отвести хоть на ком-то душу, тем более на королеве, пошвырял золотые соверены в ящик, нахлобучил на голову корону и бросился в спальню. – В чем дело? – закричал он. – Отчего ты плачешь, королева? – Я не могу это есть, – сказала королева, горестно глядя на банку с вареньем. – Немудрено, – заметил король. – Ты только что съела на завтрак два индюшачьих яйца и три анчоуса. – Ах, дело не в этом! – всхлипнула королева. – Моё дитя! Моё дитя! – А что с ней такого приключилось? В трубу она не вылетела, в колодец не свалилась. Слышишь, как она заливается? Но король не смог подавить вздоха, хоть и сделал вид, что просто закашлялся. – Хорошо, когда у тебя легко на сердце, – промолвил он. – У нашей ли дочери, или у кого другого. – Плохо, когда ты легковесен, – отвечала королева, пророчески глядя в далёкое будущее. – Хорошо, когда у тебя лёгкая рука, – сказал король. – Плохо, когда ты легковерен, – возразила королева. – Хорошо, когда ты лёгок на помине, – произнёс король. – Плохо, когда… – начала королева, но король её перебил. – И уж во всех отношениях хорошо, если ты лёгок на подъем, – сказал он таким тоном, будто подводил итог в споре с воображаемым, а не реальным противником, – в споре, из которого он мог выйти только победителем. – Но во всех отношениях плохо, когда у тебя в мыслях излишняя лёгкость, – возразила королева, которая уже стала терять терпение. От этих слов Его Величеству стало не по себе – он круто повернулся и зашагал прочь. Но скрыться за дверью своего кабинета он не успел. – А волос и ума – и вовсе нет! – завопила королева. Теперь, когда он вывел её из себя, ей хотелось, чтобы самое последнее слово осталось за ней. У самой королевы волосы были тяжелые и чёрные, как ночь; ну а у короля когда-то волосы были золотые и лёгкие, как пух (совсем как у его дочери). Но не эти слова относительно его волос заставили короля остановиться. Нет, ему не понравилась предыдущая фраза королевы, ибо король ненавидел всякие остроты и каламбуры, а ему показалось, что королева острословит. Он снова круто повернулся и подошёл к ней. Вид у неё все ещё был рассерженный, ибо она знала, что виновата, – вернее, знала, что так думает король, а это было одно и то же. – Милая королева, – промолвил он, – всякие двусмысленности чрезвычайно нежелательны между супругами, кто бы они ни были, не говоря уж о монархах. Самая же нежелательная форма двусмысленности – это острота. – Я так и знала, – произнесла королева. – Стоит мне пошутить, как я же оказываюсь и виновата. Ах, я самая несчастная из всех женщин на свете! Она так горевала, что король обнял её; и они уселись, чтобы решить, что же им делать. – Может, смириться? – спросил король. – Нет, – отвечала королева. – Как же быть? – Не знаю. Но, может, тебе попробовать извиниться? – Перед сестрой? – Да, – сказала королева. – Что ж, – вздохнул король. На следующее утро он отправился к дому принцессы Уж-я-вас и, принеся ей свои глубокие сожаления, просил её снять наговор. Но принцесса сделала серьезную мину и заявила, что знать не знает ни о каком наговоре. Она посоветовала королю с королевой набраться терпения и впредь вести себя разумнее. Король вернулся, повеся голову. Королева попыталась его утешить. – Подождем, пока она подрастёт. Может, она тогда сама что-нибудь придумает. Во всяком случае, поймет, что с ней происходит, и сможет нам объяснить. – А если она выйдет замуж? – вскричал король в смятении. – Ну и что же? – отвечала королева. – Нет, ты только подумай! А если у неё будут дети? Пройдёт каких-нибудь лет сто – и в воздухе будет прямо темно от них и их потомков! Так и будут летать, словно паутинки по осени. – Что сейчас об этом грустить, – заметила королева. – К тому времени они что-нибудь придумают. Король только вздохнул в ответ. Он бы хотел посоветоваться с придворными врачами, но боялся, что они начнут проделывать над принцессой опыты.