Текст:Габова Елена. Двойка по поведению (ж. Кукумбер 2010 № 10)

Габова Елена — Двойка по поведению

– Вот она! Вот Коданёва! Мальчишки разом отлипли от стен и бросились на Таню. Они вырвали и бросили под ноги ранец, окружили её тесным кольцом и так повели к мужскому туалету. Они улюлюкали, кричали и свистели. Валерка Приходнов дёргал за косу по-подлому, накручивая её на руку. Всё было непонятно и страшно, словно Таня по ошибке попала в страну врагов, и они сейчас расправятся с ней, расправятся дико и стыдно. Таня пыталась вырваться, но ей заломили руки и втолкнули в туалет. Здесь её ждали мальчишки из параллельных шестых, все вместе они прижали Таню к стене. – Дураки, пустите, что я вам сделала? Приходнов зло расхохотался ей в лицо и крикнул:

– Соловьёва! Давайте сюда Соловьёва! Таня сразу всё поняла. Сразу вспомнился вчерашний вечер. И снег, и ледяная горка. И Приходнов. И то, как он понравился вчера Тане. То, что он делал сейчас, было так не похоже на представление о нём. «Ничего, что он двоечник,– думала вчера Таня.— Я буду ему помогать. Зато он какой! Смелый! Все его слушаются! Мальчишки приволокли Соловьёва, он плакал. Они толкнули его к Тане, и Приходнов приказал:

– Целуйтесь! Таня ещё сильнее вжалась в стенку, а Соловьёв, маленький, красный от рёва, повернулся и замолотил кулаками по голове ближнего шестиклассника. Мальчишки повернули его обратно и снова бросили на Таню. – Целуй её! – скомандовал Приходнов.— Она тебя любит! Целуй быстро! Стало напряженно-тихо, и в этой тишине прозвучал спасительный звонок. Все бросились по классам. Приходнов стукнул Таню и Соловьева лбами и побежал тоже. Он бежал последним, и Таня, собрав обиду в кулачки, догнала его, замолотила по спине. А когда он повернул к ней лицо с узкими зелёными глазами, она изо всех сил провела ногтями по его жёлтым веснушкам. Полоски-царапины на лице Приходнова сразу расширились, набухли, из них показалась кровь. – А-а-а! – закричал Приходнов вслед убегавшей Тане. – Будешь знать, как его любить! Он рукавом утёр кровь с лица и тоже побрёл в класс. Приходнова догнала учительница и увидев, что с ним творится, ахнула, схватила за руку, и они побежали на второй этаж к медсестре. В туалете плакал маленький Соловьёв, уткнув голову в холодную стенку. Мальчишки, лишившись предводителя, не трогали Таню, только с любопытством на неё оглядывались. А она, с порванным воротничком, растерянная, растрёпанная, дрожала всем телом и ни на кого не могла смотреть. Мужской туалет, эта запретная для девочек зона, орущая насмехающаяся толпа, злой беспощадный Приходнов – всё это стояло перед глазами и не давало прийти в себя. И уже как будто не было вчерашнего вечера.

…Учились шестиклассники во вторую смену. На втором уроке в классе зажигали свет. Домой Таня возвращалась в полной темноте, фонари в их районе почему-то не горели. Обычно она шла с подружками, но сегодня – одна. В школе потерялась варежка, и Таня долго её искала. – Коданёва, подожди! – окликнули её. Валерка Приходнов и Саня Муравченко догнали Таню. – Нашла рукавицу? – спросил Приходнов. – Нашла, – ответила Таня. — Это не ты её спрятал? – Я, – сознался Приходнов. – Ты бы спросила у меня, я бы сразу её обратно нашёл. В другой раз спрашивай. – Ты лучше больше не прячь, – попросила Таня. – Я боюсь одна в темноте возвращаться. – А ты с нами будешь, с нами не страшно, – пообещал Приходнов и громко запел некрасивую взрослую песню. Муравченко его поддержал, и они, подражая словам песни, зашатались, как пьяные. Таня за них покраснела. Падали звёздочки снега. Вечер был тёплый, первый такой после сильных морозов, когда шестиклассники даже два дня не учились. Прохожих не было на тихой улочке. Мимо проезжали редкие машины, высвечивая фарами дорогу и снежинки перед собой. – Кода, хочешь, фокус покажу? Приходнов остановился, подождал очередную машину и бросил под неё портфель. – Ух, мимо! Коданёва, подожди, не уходи, я счас под другую машину брошу. Вот увидишь, попаду! Они с Муравченко бросили портфели под вторую и под третью машины, но под колеса не попали. Последний грузовик, пропустив портфели между колес и проехав ещё немного, остановился. Из кабины выскочил шофёр и погнался за мальчишками. Они дико обрадовались и помчались прочь. Таня, сама того не ожидая, бросилась за ними, как соучастница и верная подруга. Шофёр их, конечно, не догнал, и всех это страшно развеселило. Все почувствовали себя ловкими, смелыми. И Тане передался мальчишеский азарт. Прежде она ни в каких озорствах не участвовала. Рядом был её дом, а расставаться с мальчишками уже не хотелось. – Выходи гулять, Кода, я тебя здесь подожду, – сказал Приходнов. Услышав это, Муравченко удивлённо покрутил головой. Что это с Валеркой – девчонку зовёт гулять? Приходнов не обратил на это внимания. Таня знала, что если зайдёт домой, улицы ей не видать, и без того задержалась. А погулять кому ж не хочется в тёплый снежинчатый вечер? К тому же Таня впервые гуляла с мальчишками и немножко гордилась этим. Правда, Приходнов и Мураченко – двоечники, в школе на плохом счету, ну и что? Она согласилась погулять, не побывав дома. – Ура! — крикнул Приходнов и подставил Тане подножку. Она упала в снег, вскочила и толкнула Приходнова. Он развалился в сугробе и заржал. Таня подала ему руку, он резко дернул её. Она упала на Валерку, и они весело забарахтались в сугробе. – Ребя, айда на горку в наш двор! — предложил Муравченко. Это была удивительная горка – высокая, крутая, сделанная без единой доски – от твердых ступенек с одной стороны до изумительно ровного ската цвета морской волны с другой. Делали ее отцы трёх двухэтажных домов, не доверяя детям ни трамбовать снег, ни заливать поверхность. Каждый вечер детвора устраивала на этой горке зимние праздники и возвращалась домой неохотно – мокрая, замёрзшая, но румяно-счастливая. Сейчас, поздно вечером, горка стояла непривычно одинокая и была похожа на памятник Детству. Ребята побросали на снег портфели, радостно побежали к ступенькам. На ходу Таня подобрала картонку и наверху плюхнулась на неё. Как чудесно было мчаться вниз, зажмурив от ветра глаза, и за короткое время почувствовать, как хорошо на свете! Мальчишки форсили перед Таней, катались стоя, с шиком, ловко прыгая в снег там, где лед под горкой кончался. Таня скатывалась на картонке или на корточках. Над ней смеялись. – Кода, катайся стоя! Кода, ветер услышишь! – просил Приходнов. – Бояха, трус! — добавлял Муравченко и презрительно ронял: – Баба! Таня хотела обидеться – так легче уйти, и не смогла. Уж слишком хорошо ей было с мальчишками. В следующий раз она поехала стоя. Это оказалось нестрашно, надо было просто приседать в том месте, где спуск кончался, и начинался прямой лед. Зато восторг поднимался на высоту Таниного роста. Таня захлебывалась им и смеялась почти беспрерывно. Падала она только в тех случаях, когда дорогу ей преграждал Приходнов. Он вставал на лед и отпрыгивал лишь в тот момент, когда приближалась Таня. Но она всё равно пугалась и падала. – Боишься? Меня боишься? — Приходнов обгонял Таню на ступеньках и поворачивал к ней лицо с узкими зелёными глазами. – Ты меня, Кода, не бойся, я тебя никогда не обижу. – Ещё раз встанешь, я домой уйду, – сказала Таня. Больше он не вставал. – Ребя, давайте паровозиком? — предложил Муравченко. Ему, наверное, стало скучно. Он катался сам по себе и удивлялся ненормальности Валерки – на какую-то девчонку обращает столько внимания! Сам же говорил, что они – бабы! – Давайте! — с радостью согласился Приходнов. Первым съезжал Муравченко, закусив завязки шапки-ушанки, как удила, в серёдке – Таня. Её крепко держал за пояс Приходнов. Все втроём они падали, и это из-за Муравченко. Он нарочно валился в конце, чтобы Таня на него упала. Приходнов падал сверху. Они весело и небольно тузили друг друга руками и ногами и, поднявшись, бежали к горке наперегонки. Уже давно никто не отряхивался – бесполезно. Снег лежал на одежде льдинками, цепкими, как колючки. Одежда промокла насквозь, но холодно не было, только иногда по телу пробегал быстрый озноб. Все здорово проголодались, но о доме никто не заговаривал. Пойти домой – значит, расстаться. А Тане ещё никогда не было так весело и хорошо. Она смирилась с тем, что дома ей попадёт. Всё равно попадёт, пусть уж лучше позже. – Счас я вас накормлю,– пообещал Приходнов и привёл ребят к двухэтажному деревянному дому (здесь был целый городок таких домов, и они сами жили в подобных). На лестничной площадке второго этажа ярко горела лампочка. – Вывернем? — спросил Муравченко. – Не надо, – ответил Приходнов. – Уже поздно, никто не выйдет. Он был здесь точно не впервые. Возле одной двери стояла деревянная бочка, прикрытая листом фанеры. Приходнов тихо снял его, вытащил гнёт и мокрый деревянный круг, положил их сверху. Таня заглянула в бочку. Поблескивая рассолом, ровненько, словно её никогда не трогали, лежала капуста. Её было в бочке меньше половины, приходилось сильно нагибаться, доставая. По очереди наклонялись, черпали капусту прямо горстями, отправляли в рот. Руки, красные от снега, от мокрых варежек, защипало от рассола. Ели молча, чтобы не услышали. Тане было чуточку нехорошо, что они едят чужую капусту, хотя и очень вкусно. Ей даже хотелось, чтобы их услышали и прогнали. Пусть услышат, вон как мальчишки хрумкают. Таня тоже захрустела капустой громче. Когда наелись, Приходнов аккуратно разровнял капусту рукой. – Мало уж осталось,– озабоченно прошептал он и закрыл бочку в точности как было. – Пить хотца, – сказал Муравченко. – Солёная твоя капуста, Прихода. – Счас попьёшь. Вышли на улицу. – Пейте, – сказал Приходнов и зачерпнул из сугроба чистого снега. Поели снега, по-капустному хрустящего на зубах. – Дома накостыляют, – сказал вдруг Муравченко. — Домой пойду. – Слабак! — сказал Приходнов и презрительно сплюнул сквозь зубы. – Кода и то не хнычет. – Накостыляют, – мрачно повторил Муравченко. – Пойдёмте домой, а, ребя? – Я знаю, где со второго этажа прыгать можно, – сказал Приходнов, не обращая больше внимания на Саню. – Айда, Кода! Он быстро зашагал, и Муравченко покорно поплёлся за ним. И Таня пошла. На сердце было тревожно, она знала, что дома волнуются, да ещё как! Но она упорно отгоняла мысли о доме. Она понять себя не могла. Ну ладно – Муравченко, он друг Валерки. А её-то что удерживает рядом с отпетым, как говорили в школе, Приходновым? Но Тане было с ним хорошо! Именно с ним, а не с ними, потому что Муравченко был обезьянкой, подражалой то есть.

Двоечник Валерка Приходнов всю зиму ходил без шарфа, в куцем пальтишке с узкими и короткими рукавами, сверху и снизу на пальто не было пуговиц. Месяцами он носил одну и ту же рубашку, которую менял после того, как учительница писала его маме записку. В школу Валеркину мать вызывать было бесполезно – она не приходила. Тетради и учебники Валерки были грязными, как лицо и руки, и Нина, девочка, которую с ним посадили, говорила подружкам, что от него пахнет бездомной собакой. Нина сидела как можно ближе к своему краю и однажды, озлившись на это, Приходнов совсем столкнул её с парты. Двойкам Валерки никто не удивлялся, словно они были запланированы. Он сам поражался, когда в его тетрадях появлялись тройки. Однажды по алгебре он решил все задачи правильно, и учительница, несмотря на грязь, поставила ему «четыре». На перемене он подошёл к ней и сказал, что в его тетради ошибка – «четверка» стоит. Учительница улыбнулась и сказала, что это не ошибка. В тот день Приходнов подбирал все бумажки с пола, относил их в урну, вытирал добровольно с доски и никого не задирал. Назавтра он пришёл в чистой, хотя и очень мятой рубашке. Почему ему нравилась Таня, Валерка не знал. Он терпеть не мог девчонок, всегда прогонял их с горки. Он называл их презрительно «бабы». Некоторых мальчишек, которые не нравились ему тихостью, «пятёрками», он тоже так называл. Его боялись. На Таню он обратил внимание на катке. Он катался по льду на валенках и толкнул её нечаянно. Таня упала и долго не могла подняться, потому что на коньках и стоять-то по-настоящему не умела. Но она не закричала на Приходнова, даже не взглянула на него. Наконец встала, балансируя руками, катнула ногой и снова упала. Приходнов сел в снег и стал наблюдать за ней. Таня то и дело падала, но не хваталась, как все девчонки за ушибленные места и не ныла. Она была в белой пушистой шапочке, короткой юбке, вся свежая, нарядная, как снег. Но не это понравилось Приходнову, а ее мальчишеское упорство. Ему даже захотелось подойти к ней и поддержать, чтобы она не падала так часто и быстрее научилась кататься. Но вместо этого он сказала подошедшему Муравченко:

– Смотри, как пьяная валится! Он почему-то не назвал ее «бабой», как других девчонок. И когда Муравченко стал громко хохотать, показывая на Таню пальцем, Валерка толкнул его в сугроб. В школе на уроках он стал часто оглядываться на Таню – она сидела наискосок от него через две парты. Он видел её глаза – голубые цветки с чёрными серединками, немного пухлые губы. За рыжеватые косы так и хотелось подергать. На переменках Приходнов дёргал за них, толкал Таню, ставил подножки – ей житья от него не стало. Если Валерка не успевал увернуться, она давала ему сдачу – ерундовую, конечно, девчоночью. Но никогда не жаловалась и не плакала. Она была полной противоположностью Нинке – соседке по парте. Валерка стал всячески изводить Нинку в надежде, что её переменят на Таню. Он черкал в её чистых тетрадях, щипал посреди урока так, что от неожиданности Нинка громко взвизгивала. Класс хохотал, Валерку выставляли в коридор. В конце концов, Нину отсадили, оставили его одного. Опять он ничего не выиграл, у Нинки хоть иногда удавалось списать. Таня, как и Нина, училась хорошо, и этим Приходнов гордился. Валерку не замечала. Да он и не хотел, чтобы она знала, что нравится ему. А вот дружить с ней мечтал. Он нарочно запрятал рукавичку, чтобы её болтливые подружки-сороки ушли вперёд. Правда, Муравченко тоже остался, он ни на шаг от Валерки не отходил. Валерка не прогнал его. Свой ведь брат, двоечник, поэтому и друг.

C торца одного дома на второй этаж вела деревянная лестница с балконом наверху. Приходнов быстро вбежал по ней, вскочил на перила балкончика, раскинул руки самолетиком и – бултых в сугроб. – Ух ты! Чётко! Прыгайте! Саня Муравченко точно так же прыгнул. А Тане страшно было подниматься на перила – узкие, скользкие. Сорвёшься с них и попадёшь не в сугроб, а на утоптанную площадку под балконом. – Давай, Кода! Давай, прыгай! Приходнов уже стоял рядом, толкал к перилам. Он помог ей забраться на них. Таня оттолкнулась и прыгнула. Она и раньше прыгала в снег с гаражей. И всегда недолгий полёт создавал в душе молчаливый восторг. Так и сейчас, только полёт длился на секунду дольше. Снежинки, вспугнутые прыжком и выпорхнувшие из сугроба, осели на лице свежими брызгами. Как здорово ещё и ещё ощущать этот молчаливый восторг, который возвращался с каждым прыжком, не теряя своей новизны. И вот уже не узнать сугроба. Он осел, перестал блестеть и искриться. – Молодец, Кода! Всякий раз, когда прыгала Таня, он останавливался, смотрел и оценивающе щурил глаза. И улыбался, когда Таня приземлялась без обязательного девчоночьего визга. Похвалил её Валера, и Таня покраснела почему-то и ещё быстрее побежала вверх по лестнице. Приходнов ждал её на верхней ступеньке. – Кода, тебе кто-нибудь из наших пацанов нравится?— неожиданно и тихо спросил он. Вопрос был удивительный. Таня даже растерялась. Она никогда над этим не задумывалась. Мысленно перебрала всех мальчиков в классе. Выходило, что никто не нравился. Может, по красоте? И Таня сказала про Соловьёва. Да, правильно, он самый красивый из мальчиков, волосы у него кудрявые, глаза большие, синие, а ресницы густые и длинные, как щёточка у рисовальной кисточки. – Ха! Соловьёв, да? Ну, ладно! — Приходнов так же неожиданно, как задал вопрос, толкнул Таню, скатился по лестнице и исчез среди одинаковых домов и сугробов. И Тане вдруг сразу расхотелось прыгать. Почувствовала, что замерзла, словно вся оказалась в рассоле, как та капуста. Муравченко побежал догонять Валерку, подхватив свой и его портфели. Таня тоже подняла ранец и медленно побрела домой, думая, что никто ей не нравился из мальчишек в классе. Сегодня вот только понравился Приходнов. Но разве можно было сказать ему об этом? Когда Таня подошла к дому, мать, простоволосая, выходила к телефону-автомату звонить в милицию о пропаже дочери. Ещё раньше она обошла весь деревянный городок, сходила на горку, к школе, но Таню не нашла. Она с мальчишками, наверное, в это время лакомилась капустой. Увидев Таню, мать впервые в жизни отхлестала её по щекам. Было два часа ночи.

В класс Приходнов вернулся вместе с Анной Петровной неузнаваемым. Лицо – в полосках царапин и йода. Шестиклассники захохотали, весело им было смотреть на такого полосатого. Приходнов невозмутимо прошёл на своё место, и когда смех стих, оглянулся на Таню. Все снова захохотали. Все, кроме Тани и Соловьёва, который уже сидел на своём месте и чертил что-то на листочке. Таня смотрела в одну точку перед собой, упрямо сжав губы. Воротничок платья был почти оторван, кое-где торчали нитки. У Приходнова ёкнуло сердце. Он на мгновение пожалел о своём поступке, но ревность вспыхнула в нём с новой силой. «Соловьёв ей нравится! — зло подумал он. – А чего тогда со мной вчера гуляла?» – Ребята, что у вас произошло? — спросила учительница. — Кто поцарапал Приходнова? Таня, почему у тебя оторван воротничок? Почему Соловьёв хмурый? Кто поцарапал – никто не знал. А о том, что воротник Тане оторвали мальчишки, загнав её в свой туалет, сказала староста Нина. Больше она ничего не знала, как и другие девчонки. А мальчишки молчали. На перемене, когда все, кроме Коданёвой и Соловьёва, вышли из класса, Анна Петровна подозвала к себе Таню, прижала к себе и ласково спросила:

– Что случилось, Танюша? Таня едва сдержалась, чтобы не заплакать. Закусила губы, но уголок нижней всё равно полз вниз. В глазах стояли слёзы. Она молчала. Учительница вздохнула. – Не хочешь говорить – не надо. Таня кивнула – при этом две слезинки выбежали из глаз – и пошла на своё место. – Володя, может, ты объяснишь?

И тогда Соловьёв, заплакав снова, сбивчиво рассказал, что мальчишки за что-то велели ему целовать Коданёву, а он никому ничего плохого не делал, и Приходнову не делал, а он больше всех заставлял. Рассказывая, Соловьёв зло смотрел на Таню, словно она была виновата во всём. Приходнов стоял за дверью, ждал Таню. Выйдя из класса, учительница взяла его за локоть, отвела в сторону. – За что ты обидел товарищей? Она знала, что от него ничего не добиться. Узкие глаза Приходнова совсем сузились, он отвернулся так, что занемела шея. В классе он безразлично вытащил дневник, когда его попросили об этом. Учительница поставила ему «двойку» по поведению и вздохнула: если бы «двойка» помогла Приходнову понять всю жестокость его поступка… Приходнов поджидал Таню на каждой перемене. Он хотел спросить у неё: всё ещё она любит Соловьёва или уже нет? Ведь должна же она теперь отступиться от этого тихони и заметить его, Валерку! Но Таня, как и Соловьёв, больше не вышла из класса.

После уроков Приходнов первым оделся и выскочил на улицу. Таня вышла с девочками. – Эй, Кода, подойди! Таня на него не взглянула. – Приходнов, не трогай её, мы учительнице скажем, – нерешительно предупредила Нинка. – А я её и не трогаю. Уйдите вы, бабы! Девочки плотно окружили Таню и не уходили. А Приходнов уже мучился. В нём росло какое-то волнение, предчувствие беды. Ему необходимо было знать, на пользу ли был сегодняшний поступок? Казалось, он умрёт, если не узнает об этом. И он решился. – Ну, что, ты всё ещё его любишь? — спросил он у Тани, сощурив узкие глаза. – Люблю! — вызывающе сказала Таня. – А если я его убью? — выдавил он. Девочки ахнули. А Таня выбежала из кольца и во всего размаха ударила Приходнова ранцем по спине. И ещё раз и ещё. Приходнов не защищался, и Таня опустила ранец. – Если ты меня ещё тронешь, всю жизнь жалеть будешь! — выкрикнула она, тяжело дыша. – А сегодня я тебя пожалела! – Что ты мне сделаешь-то, кошка? – Что? А глаза царапну, вот что! Мне один мальчишка глаз царапнул, я его два дня открыть не могла. У меня он закрылся да открылся, а у тебя не откроется, понял? И Соловьёва не трогай, я тебе за него один глаз тоже выцарапну, вот так! – Да? – Да! Приходнов повернулся и пошёл прочь. Ему хотелось плакать. Он понял, что всё кончено. Теперь Таня никогда не будет дружить с ним. Приходнов никогда не плакал. Ему было стыдно плакать. А сейчас злые слёзы катились из узких глаз. Он не вытирал их. Пусть прохожие думают, что это звёздочки снега тают на лице. Да и прохожих-то нет. Никого рядом нет. Саня Муравченко заболел. Да разве он нужен Валерке? Как на улице темно… И не видно совсем, что он плачет.