Текст:Бубнова Людмила. Леня Леонтьев (Из рассказов о Голявкине) (ж. Кукумбер 2002 № 6)

Материал из Буквицы
Перейти к навигации Перейти к поиску

Бубнова Людмила — Леня Леонтьев (Из рассказов о Голявкине)

Голявкин выступил на первенстве города Баку по боксу 1947 года, получил грамоту за второе место, и целенаправленно, будто чувствуя себя во всеоружии, начал жизнь сначала. Для российской художественной академии он ещё не созрел – не было среднего образования. Он сел на пароход до Красноводска с намерением поехать в Самарканд, там находился его друг Тогрул: по крайней мере, хоть с другом посоветоваться о том, как быть. Он поступил в Самаркандское художественное училище, которое очень скоро было переведено в Ташкент. Потом он почему-то уехал оттуда и заканчивал уже Душанбинское художественное училище. Таким образом, Закавказье и республики Средней Азии он не только повидал, но буквально обжил. По пути появлялись новые друзья. Об одном удивительном парне – Лёне Леонтьеве – я не могу забыть, хотя никогда его не видала. Ни в Средней Азии, ни на Апшероне практически не бывает зимы, можно не тратиться на тёплую одежду, обходиться самым малым её количеством. Тем более что тогда никто не щеголял друг перед другом модным одеянием: недавно была война, одежды попросту не хватало. Студенты жили в государственных общежитиях, парни имели возможность учиться, им давали отсрочку от обязательной воинской службы. С отличным дипломом об окончании художественного училища Голявкин поступил в Академию художеств в Ленинграде. А тут холодно. Без тёплой одежды нельзя. На стипендию не оденешься и сейчас, не только тогда, в 1954 году, времена будто остановились, к лучшему не меняются. Отец дома был уже болен и не мог прислать денег. Из Ташкента прислал ему денег на пальто Лёня Леонтьев. Видимо, он уже имел возможность зарабатывать художественным ремеслом. В то время вещи покупали в основном на базарах: в Баку базар назывался «кубинкой», где-то «развалом», «перевозом», а в Ленинграде – «барахолкой». Голявкин пошёл на барахолку и, обладая уже высоким вкусом художника, купил себе красивое пальто, какого никогда в жизни у него не бывало. Пришёл в общежитие, надел пальто – оно оказалось женским. Все смеялись. Он снова отправился на барахолку, теперь уже продавать неподходящее пальто, но ходить там часами, потрясать досадным пальто в надежде продать, долго не смог. Он обменял его у такого же продавца на шинель. В тёплой шинели многие тогда ходили. И Голявкин подумал, что ему будет отныне тепло. Всё равно другого варианта не находилось. Когда он примерил шинель в общежитии – она оказалась мала и не застёгивалась, пришлось отдать её художнику – студенту более мелкого телосложения. Ни денег, ни пальто. С досады он пишет Леонтьеву в Ташкент историю со злосчастным пальто. И получает ответ. «Пройдёт несколько месяцев, и твоя покупка пальто будет очень смешной, а пока вся эта история печальна. Самое плохое, что ты без пальто. У меня тоже был случай, когда я купил за 450 рублей женский костюм. Тогда было очень обидно, а сейчас смешно и польза есть, потому что теперь я не буду покупать женских вещей, они мне не нужны, в этом я сильно убеждён. Но всё-таки этим не нужно огорчаться. Не очень жалей потраченные так неудачно деньги. Смешно становится невольно, когда представишь тебя в женском наряде с серьёзным и довольным выражением лица…» Вслед за письмом Лёня прислал деньги на новое пальто. И оно, наконец, было куплено правильно. В следующем письме Лёня писал:

«У меня к тебе большая просьба – не старайся так, ну красноречиво, что ли, благодарить меня – это совсем не нужно. Всё должно быть как-то проще…» – Я должен тебе достаточно много. Извини меня. Немного подожди. У меня сейчас препаршивое положение. Начинаются экзамены, очень тяжело и ничего не придумаешь так сразу, настроение невесёлое оттого что нечего жрать…– говорит Голявкин. – Ты ничего мне не должен. Не вздумай, пожалуйста, мне долг отдавать. – Почему? – Твоим успехам я радуюсь от всей души. Я могу тебе только позавидовать, да и не только я. – Чему позавидовать? – Виктор, если я тебя действительно выручил такими незначительными суммами, то ты ни в коем случае не должен быть мне чем-нибудь обязанный, у тебя не должно быть такого чувства, будто я выручил тебя. Со временем ты уйдёшь очень далеко, и я тебе буду совсем не интересен – это я знаю, но на всякий случай знай, что есть где-то место, куда ты можешь приехать (если понадобится) как домой, говорю так не ради слёзной жалости, а ради справедливости на будущее. – Но почему?? – Знаешь, идти далеко очень не просто, никому не объяснишь. Лично я этого не могу. Я очень рад, что хоть немного помог тебе деньгами… Как сам Лёня Леонтьев жил в Ташкенте в пятидесятые годы, можно чуть-чуть представить по одному из его писем. «Ко мне недавно в комнату заползла вечером змея. Я сильно разозлился и убил её. Вышвырнул на улицу и разрубил топором на шесть частей, несколько раз смотрел в окно туда, где лежали части. Около сидели два кота и задумчиво стерегли змеиные части. Изредка раздавался короткий кошачий вой и фырканье. Я быстро выглядывал, но коты по-прежнему молчаливо глядели в одну точку. Когда утром выглянул, котов уже не было. Не было изрубленной змеи. Коты, наверно, так ничего и не поняли, а змею съели крысы, которые вообще ни о чём не думают… У тебя хорошая мать. Как некстати болезнь твоего отца. А я вот не знаю, что такое мать, отец. Мать помню неласковою, поэтому чувств к ней не сохранилось. К отцу тоже не испытываю тёплых чувств… У меня живёт младший брат, да ещё сестра младшая как следует не встала на ноги, нуждается ещё в моей помощи…» Лёня Леонтьев был отзывчивым, щедрым, бескорыстным и понимающим человеком. Это редко в жизни бывает. Возможно – я надеюсь – ему тоже в жизни кто-то когда-то помог.