Текст:Афоньшин Сергей. Поющие часы (ж. Кукумбер 2003 № 4)
Афоньшин Сергей — Поющие часы
Появилась у одного боярина заморская диковинка, часы, величиной с большую луковицу. Время стрелками показывали и звоном отбивали. Часы ещё тем угодливы были, что в полдень, к обеду и в полночь хозяина будили. Проснётся боярин, терем обойдёт, сундуки да замки-запоры оглядит и снова спать завалится. Дорожил боярин часами и часто перед гостями похвалялся. Но вдруг отказали часы, не тикают и не тенькают. Днём и ночью молчат, не радуют, не будят. Загоревал, заугрюмился воевода. Вот услыхала челядь боярская, что по городу парень ходит – на все руки мастер, всё, что надо, людям починяет. Девчонкам колечки да серьги из серебра отливает и в них камешки вставляет. Ножи и сабли острее острого оттачивает, по серебру чернью рисует, по стали узоры наводит. Приказал боярин заманить того молодца на боярский двор и в хоромы привести. И с грозой в голосе сам дознаваться стал, может ли тот парень заморские часы починить, что перестали время стрелками показывать и звоном отзванивать. Молодцу так за двадцать лет, широкой косточки, в груди и плечах простор, на ногах пружинистый. Да и по взгляду не вороньей породы, а роду соколиного. В рубахе, крестом вышитой, под кушаком шёлковым, обут в сапоги с подковами. А через плечо на ремне сумка кожаная. Глянул парень на часы и сказал в ответ:
– Зацепиться бы глазами, а руки сделают! Распахнул молодец окно терема, пустил в горницу свет-солнышко и пристроился на подоконнике часы разбирать, до изъяна доискиваться. Сначала крышки отнял, на подоконник положил и на них разные колесики, винтики и камешки складывал. И запоминал, что к чему. Воевода-боярин поначалу у него за спиной стоял, доглядывал, а в полдень под окнами стражу поставил, а сам пообедал и спать завалился. Боярские стражники от духоты да лени к стене привалились и, сидя, задремали. А парень всё в часах разбирался, догадывался, как звон-музыку наладить. И догадался под конец, что и как. Тут впорхнула откуда-то девчоночка, дочка боярская, поглазеть на чудо-мастера. По горнице, как мышка, неслышно шмыг да шмыг, с разных сторон на парня заглядывала, глазами постреливала. Поглядеть склонялась и в затылок мастеру подыхивала. Отложил тут молодец ремесло, обернулся, на девчоночку глянул. Да и загляделся, как на диво дивное:
– Ой, краса-то какая! Не раздумывая, достал из сумки золотое кольцо с камнем-самоцветом и красе-боярышне в ручку положил. Примерила девушка колечко на пальчик и подивилась вслух:
– Али ты богатый купец, что такое дорогое даришь? А парень в ответ:
– И в родню к торгашам не пойду! Достал серьги золотые красы невиданной, с камешками – ослепнуть впору – и боярышне на ладошку положил. Ещё больше подивилась боярская дочь:
– Чай, не сын ты боярский али княжеский! – И рядом с барами не сяду! – Это парень в ответ. Достал из сумы бусы яхонтовые на золотом шнуре-цепочке и своими руками повесил на шейку девчоночки. И опять загляделась девица не на бусы, а на добра молодца:
– Во сне али наяву тебя, бывало, видела? – Как, чай, не видеть, над всей Волгой воеводой хожу! Пока так ворковали, с улицы на подоконник петух излетел и тихомолком все часовые винтики, колокольцы и камешки поклевал. Оставил одни колесики и кукареку запел. Увидели парень с девушкой беду, спохватились, ахнули, да поздно. Тут стража проснулась, загалдела. Девчоночка из горницы выпорхнула, а боярин на шум привалил. Узнал, в чём беда, и таково приказал:
– Челяди петуха поймать, а мастеру в руки топор дать, чтобы он вору-петуху голову отрубил и все поклёванные винтики, и камешки, и колокольца из петушиного горла достал. А не исполнит, так самому головы не носить! На самую малость призадумался парень. Принял петуха в руки и пошёл под стражей на боярский двор. Там на плаху сел, петуха на коленях держит, по шейке гладит, приговаривает:
– Экая жалость какая! Такому-то красавцу да голову рубить! Добро бы из пищали, из пистоли застрелить, а тут – топором! Отбросил топор в сторону, говорит страже с укором:
– Али я палач какой? Честнее свою голову на плаху склонить, чем чужую топором рубить! И только успел такое вымолвить, как петух встрепенулся, как перед дракой, распетушился, шею вытянул, словно подавился чем. Да и высыпал из горла парню на рубаху все часовые винтики, колокольца и камешки, что с подоконника склевал. И тут же с колен па землю слетел и закукарекал радостно: «За добро-о-ту-у!» Подивились стражники, парня обратно в терем повели, а он из подола часовые часточки опять на подоконник высыпал и принялся часы до дела доводить. И собрал часы заморские, как новые затикали. Только звон-пружина да колокольцы молчали, потому что время для звона не пришло. Обрадовался воевода-боярин, обещал мастера поутру наградить и с честью со двора проводить. А на ночь в подвал за решетку посадил. Сам, поужинавши, спать повалился, а часы, как бывало, под подушку положил. Только стал засыпать, как где-то петух пропел. Поворочался боярин с боку на бок, подремал часок, опять петух запел раз за разом. Забормотал воевода спросонок:
– Эк, загорланил безо времени, засветло! И без тебя знают, что непогодь будет – третий день поясница болит! И снова захрапел. А петух через каждый час кукарекал и мешал боярину спать. В самую полночь, когда часы будили хозяина долгим звоном, опять загорланил петух на самое ухо. Прислушался боярин, догадался, – видно, полночь. И пошел свои хоромы оглядывать, сундуки да замки-запоры проверять. Обошёл, оглядел, никакой беды не нашёл и снова сон досыпать. Утром, как проснулся, приказал молодца из подвала выпустить и к себе привести. Пошарил на поясе ключ от застенка – нет ключа! Все ключи на месте, а от застенка пропал. Побежали стражники подвал проверять, глянули и ахнули. Подвал не закрыт, а от молодца и след простыл. Тут все спохватились дочки боярской, принялись искать да кликать. Не нашли, не докликались, пропала девчоночка. Стали всем подворьем гадать да думать. И догадались, что это сам Сарынь Позолота, атаман разинской вольницы, по городу ходил, колечки отливал и часы воеводе починял. И никакого тут дива нет. В старом-то Нижнем Новгороде и не такие диковины бывали!