Текст:Аромштам Марина. Какой породы Марсик? (ж. Кукумбер 2008 № 09)

Материал из Буквицы
Перейти к навигации Перейти к поиску

Аромштам Марина — Какой породы Марсик? Рубрика: Клуб шерстяных человечков

(Из повести «Мохнатый ребёнок», печатается с сокращениями) Марсик величиной с ладошку не просто занял место собаки. Он занял место целого человека. С утра до вечера все только и говорили: «Где наш Марсик? Что он делает? Иди сюда, котик! Ах ты пушистик! Ах, Марсюлик! Ах, Пусюлик!» А Марсюлик-Пусюлик рос, как князь Гвидон. Через неделю он уже был размером с две ладошки. Ещё через неделю – с три. А потом, глядя на Марсика, разлёгшегося на диване кверху пузом, лапы – в разные стороны, мы стали всерьёз подозревать: если дело и дальше так пойдёт, диван скоро будет ему мал. – Может, его папа был лев? – с испугом спрашивала мама. – Как ты думаешь, насколько он ещё вырастет? – Не думаю, чтобы под Загорском водились львы, – говорил папа, но смотрел на Марсика очень задумчиво. Незадолго до майских праздников мама сказала папе, что у нас с зарплаты осталось немного денег, и можно было бы купить в дом какую-нибудь не очень дорогую вещь, чтобы обновить обстановку. – Я тоже об этом думал, – сказал папа. – Об одной вещи. Взял деньги и уехал в магазин. – Вот, – торжественно сказал папа, вернувшись с покупкой. – Новая вещь для обновления обстановки. – Что это? – изумилась мама. – Догадайся с трёх раз! – Похоже на корыто. Ты думаешь, это то, что нам надо? – Без сомненья, – твердо заявил папа и развернул свёрток. – Вот. Новый туалет для Марсика. Импортный. – Ой, – сказала мама. – Этот туалет займёт половину нашего коридора. Он похож на бездонную бочку. Ты правда думаешь, что Марсик будет ростом со своего папу-льва? – Лучше перестраховаться, – уверенно заявил папа и насыпал в туалет три килограмма наполнителя «Чистые лапки». Марсик заинтересовался происходящим, тут же влез в своё новое импортное корыто, стал там вертеться и всё обнюхивать. – По-моему, он с комфортом мог бы тут жить, – заметила мама. – Но ведь он ещё подрастет! Быть может, и этот туалет скоро будет ему мал. Марсик, судя по всему, был солидарен с папой. Он обновил покупку и стал закапывать следы содеянного. «Чистые лапки» полетели во все стороны. – Вот видишь, – удовлетворенно заметил папа. – Как раз то, что нужно! Бортики загнуты внутрь. По крайней мере, большая часть содержимого будет оставаться внутри. Мама вздохнула и пошла за веником. – Только не думай, что я поверю, будто ты самый чистоплотный кот на свете, – сказала она Марсику. – Вот скажи, когда ты в последний раз умывался? Марсик, и правда, не любил вылизываться. Лизнёт пару раз свою манишку – и дело с концом. – А кто будет содержать в чистоте попку? – безрезультатно взывала мама. Как только Марсику купили новый туалет, он перестал расти с такой катастрофической быстротой. Мама сказала, что это импортное корыто, наверное, заговорённое. А папа сказал, что даже котам приятно пользоваться качественными вещами, сделанными с умом. Но тут у Марсика в жизни начался новый этап. Окружающие стали подозревать его в странном происхождении. Не успели мы освободиться от тревоги за местных жителей в связи с появлением львов под Загорском, как возникла новая гипотеза о происхождении котёнка. На этот раз её связывали с другими дикими животными. Я мечтал о фотоаппарате, и бабушка Аня сделала мне подарок. Точнее, я этот подарок выпросил. В счёт будущего дня рождения. До дня рождения было ещё целых три месяца. Но я сказал бабушке, что фотоаппарат нужен мне срочно, прямо сейчас. Кто знает, что случится через три месяца. Может быть, я к этому времени уже умру от тоски. И подарок просто некому будет дарить. И тогда окружающим ничего не останется, как снимать новеньким, так и не попавшим в руки к хозяину фотоаппаратиком памятник на моей могилке. Бабушка решила не испытывать судьбу и выдала мне деньги на покупку. Несколько дней я почти без остановки щёлкал всё вокруг: маму, папу, Гришку, столы, стулья, стопки книг, цветы на подоконнике, вид за окном, вид под окном, носки в тазу, немытую посуду на кухне. Но почти на всех моих снимках – на фоне книг, носков, посуды и цветочных горшков – оказывался Марсик. Вот Марсик сидит, вот лежит, вот лежит кверху животом, вот Марсик крупным планом, вот крупным планом Марсиковы усы, вот Марсикова лапа на столе и т.д. и т.п. Изведя кучу плёнок, я сдал их в мастерскую и стал ждать результата. Результат оказался неожиданным.

Девушка, выдававшая фотографии, взглянула на номер квитанции, заговорщически кивнула и скрылась за чёрной занавеской. Скоро из-за занавески появился длинный тощий парень с пакетом в руках. – Это твои фотографии? С котёнком? – очень учтиво, с подчеркнутой внимательностью уточнил он. – Да, – я почувствовал смутную тревогу. – Плохо получились? – Да нет, нормально. Я тут знаешь что подумал? Может, эти фотографии послать куда-нибудь? В журнал какой или в научное общество? Я встревожился ещё больше. – Вы не отдадите мне мои фотографии? – Да, нет, бери, – парень с явной неохотой протянул мне конверт. – Просто, я думал, может, у вас кот породы какой особой? У него взгляд необычный. – Необычный? – Ну, да. Волчий взгляд. Особенно вот тут, на этом снимке. Может, это не простой кот, а гибрид какой-нибудь? Я пожал плечами и обещал поточнее узнать у мамы с папой. – Узнаешь – заходи, расскажешь. Может, его на выставку куда послать? Я имею в виду, фотки? Редкость всё-таки. Можно денег заработать. По дороге я несколько раз останавливался, вытаскивал фотографию из конверта и с подозрением на неё смотрел. Марсик на ней выглядел злобным и взъерошенным, с заострённой мордой и круглыми близко посаженными глазами. Глаза смотрели откуда-то из глубины и обещали при первой же возможности разорвать вас на кусочки. «Правда, на волчонка похож», – с удивлением подумал я. – Вот, – сказал я дома, вынимая фотографии, – говорят, Марсик – гибрид. – Гибрид? Какой гибрид? – не поняла мама. – Вроде как кошки с волком. – Что за глупости? С чего ты взял? – Это не я. Это парень из мастерской. Хотел послать мою фотографию в какой-нибудь журнал. Или в книгу рекордов Гиннеса. Говорит, у Марсика волчий взгляд. Гибрид кошки с волком в это время прокрался на кухню и, воспользовавшись замешательством, возникшим ввиду неясности его происхождения, стянул со стола салфетку. Взгляды Марсика на жизнь почти целиком определялись фразой: «Вся жизнь – игра!» Все существа вокруг котёнка были призваны реализовывать эту философскую формулу, то есть играть с Марсиком: догонять его, прятаться от него, с помощью верёвочки изображать нечто среднее между ужом, мышкой и птичкой. А он, Марсик, был храбрым, страшным, хищным. Он дыбил шерсть, прижимал уши, выгибал спину, чтобы до смерти напугать противника – в смысле, верёвочку, чью-нибудь руку или ногу. Он прятался за холмиком из покрывала, выслеживая беспечную добычу, скачущую всего в десяти сантиметрах от его носа. Марсик был уверен, что добыча (верёвка) глупа и наивна, а его, Марсика, из-за холмика совершенно не видно, потому что он уткнулся в него носом, и наружу торчат только треугольнички его ушей и круглые жёлтые глаза – как у Гришкиного крокодила, часами стерегущего добычу в воде. Всё остальное – бурое, мохнатое и весьма заметное – не в счёт. Минуты две-три Марсик лежал тихо-тихо, прижавшись животом к дивану. Потом его зад приподнимался, а лапы, прикреплённые к этой части туловища, начинали выплясывать на месте странный танец. Остальной Марсик был как спортсмен, застывший в низком старте в ожидании команды «Марш!» Эту команду Марсик давал себе сам, прыгал на верёвочку, затем отскакивал и нёсся из одной комнаты в другую, топая по паркету своими толстыми, короткими, разъезжающимися в стороны лапами и рискуя не вписаться в поворот. В этот момент ему очень подходила кличка Бегемот. Когда Марсик хотел играть, он приходил, выбирал кого-нибудь из нас, вставал на задние лапы, а передними мягко, лишь слегка выпуская коготки, похлопывал избранника по руке. Избранник в это время мог есть, или мыть посуду, или сидеть за компьютером. Не было никаких уважительных причин, освобождавших от почётной обязанности дергать за верёвочку. Откупиться от Марсика можно было только салфетками. Бумажные салфетки были его страстью. Из салфетки скатывался шарик, который подбрасывали в воздух. Марсик взвивался вслед за шариком, конечно же, промахивался и делал вид, что всё так и задумано: он с самого начала планировал схватить шарик после того, как тот приземлится. А прыгнул он с единственной целью – навести на жертву (на салфетку) ужас. После этого Марсик бросался на шарик и катал его по полу, пока тот не переставал быть шариком. После этого он ещё некоторое время таскал остатки салфетки в зубах, как мышь, пойманную во время трудной охоты в полевых условиях. Но Марсик не всегда ждал, пока ему кинут шарик. Иногда он добывал салфетки без спроса. Например, приходил, когда все обедали или ужинали, усаживался на свободный стул и некоторое время делал вид, будто ему очень нравится сидеть в такой приятной компании. Настолько нравится, что он даже позволит себе положить передние лапы на стол – только кончики в белых перчатках. Все видят, что они белые? Вот и хорошо. А на них можно устроить голову. Вот так. Против этого компания, конечно же, не будет возражать. Хотя Марсик отлично знал: залезать на обеденный стол теми же самыми лапами, которыми он хотя и не общается с мышами и крысами, но всё же ходит по полу, ему категорически запрещено. И поскольку других лап у него не было, это правило почти никогда не нарушалось. Даже сейчас размещение передних лап на обеденном столе не могло в полной мере считаться нарушением, потому что Марсик клал их на самый краешек. А компания следила за ним с притворным спокойствием и любопытством. Через некоторое время, усыпив бдительность жующих, Марсик намечал себе жертву в виде недалеко лежащей салфетки. В какой-то момент он быстро вытягивал лапу, молниеносным движением подцеплял салфетку когтем, спрыгивал вместе с ней на пол и затевал борьбу, ради которой и было устроено всё это представление. Но однажды ночью, когда никто не мог проследить за выполнением правила не лазить на обеденный стол, Марсик самым разбойным образом стащил со стола и растерзал на полу недельный запас новеньких, разноцветных салфеток. Приглушенный шум битвы заставил маму подняться раньше обычного. Она вышла в кухню и обнаружила, что весь пол усыпан рваными бумажками. И ещё мелкие клочки висят у Марсика на манишке, и несколько клочков – у хвоста. И он очень доволен жизнью, которая, как было уже сказано, есть игра. – Ах ты, безобразник, – сказала мама, еле сдерживая смех, и принялась убирать мусор. Но салфетки на ночь больше не оставляли. А на кухонный стол некоторое время ставили три больших кастрюли – вместо ночных сторожей, охраняющих его поверхность. И вот Марсик стащил со стола салфетку и принялся её трепать. А мы поглядывали на него и рассматривали фотографию. – Ну, да. Что-то есть, – папа с интересом вертел снимок в руках. – Взгляд действительно волчий. Я, правда, думаю, что это случайный эффект. Так сказать, результат качества аппаратуры, помноженный на мастерство фотографа. – Сынок, поставь фотографию на видное место, – сказала мама. – Всё-таки это один из первых твоих снимков. Да ещё такой оригинальный! Я прислонил фотографию к полке для дисков и подумал, что Марсик – даже с таким взглядом – получился довольно выразительным. Пришёл Гришка. – Пойдём, я тебе кое-то покажу. Фотку с волчонком. На Марсика похож, – позвал я его. Гришка заинтересовался. Но удивить его я не смог: фотографии на столе не было. – Слушай, что-то не пойму: я сегодня получил из мастерской фотографии. Одну – с Марсиком – вот сюда поставил. – Ты же говорил, с волчонком? – Там Марсик на волчонка похож. В фотоателье мне даже не хотели фотографии отдавать. Сказали, редкий зверь – гибрид волка с кошкой. – Да ну? – восхитился Гришка. – Может, правда? – и стал искать Марсика глазами. Марсик сидел под столом, повернувшись ко всему остальному миру задом, и был чем-то очень занят. Наружу торчал только хвост, молчаливое свидетельство того, что дело Марсика – серьёзное, и не стоит беспокоить его по пустякам.

Слушай, что он там делает? Я заглянул под стол. – Марсик! Ты что ешь? А-а-а-а… А ну, отдай! – я осторожно ухватил котёнка за ноги и вытянул наружу. Вместе с предметом, целиком поглотившим его внимание. А именно – с собственным изжёванным и изгрызенным портретом, на котором остался только волчий взгляд, а контуры изображения были полностью сведены на нет. – Мам, ты посмотри, что он сделал! – закричал я, отбирая у Марсика остатки своего фотографического шедевра. – Ай-я-яй! – покачала головой мама, глядя на Марсика. Она всегда ему так говорила, а Марсик делал вид, что понимает. Все-все слова. И что он поступил плохо. И что так не поступают приличные коты. Приличные коты не берут без спроса чужие вещи с письменных столов, хотя им и можно залезать на эти столы своими лапами. А Марсик, конечно же, кот из приличной семьи. Но это надо каждый раз заново подтверждать. Примерным поведением и выполнением установленных правил. После такой односторонней беседы с пассивным участием Марсика мама почему-то всегда успокаивалась. Хотя, если смотреть фактам в лицо, пришлось бы признать: Марсик знает только два слова. Одно из них – его собственное имя – «Марсик», другое – «нельзя». А все остальные слова звучат для него примерно так: «Мяу-мяу-мяу-мяу!» Иногда длиннее, иногда короче. – Слушай, может, он обиделся на вас за все эти подозрения? Будто его отец – волк, а он – не вполне кот? А? – хохотал Гришка. – А вообще это было бы здорово – гибрид кота с волком! Все решили принять Гришкину версию – про оскорблённое Марсиково достоинство – и на некоторое время забыли как про фотографию, так и про сложные гипотезы о происхождении котёнка. До тех пор, пока у нас в кухне не засорилась раковина. Прочищать засор пришёл сантехник Серёжа. Он быстро всё сделал, скрутил свой шланг, снял перчатки и собрался уходить. Но как раз в это время Марсик появился в кухне, чтобы навестить свою миску. – Ого! – сказал Серёжа. – Ну и кот у вас! – Что вы, это не кот, это котёнок, – поправила его мама. – Ему всего четыре месяца. – Тем более, – веско сказал Серёжа. Хотя что «тем более», было не совсем ясно. Марсик стал хрумкать свой сухой корм, а Серёжа продолжал на него смотреть и минуты через две вынес свой приговор. – Ценный кот. Монгольский. – Монгольский? Почему монгольский? – удивился папа. – Есть такие монгольские коты. Пушистые. Вот такого окраса. В степи живут. Он, небось, у вас темноту любит? В щели разные залезать? – Да, любит, – растерялась мама. – Но разве не все кошки охотятся ночью? – Монгольские коты, они особенно темноту любят. Потому что в норах живут. Ладно, пока. Пошёл я. Папа протянул Серёже сто рублей. Серёжа засунул деньги в карман спецовки, ещё раз взглянул на Марсика и сказал, уже скрываясь за дверью: – Ценный кот! – Что-что? Татаро-монгольский? – ржал Гришка. – Вы же его из деревни привезли! Со среднерусской возвышенности! Или это результат кровосмешения в ходе трёхсотлетнего ига? Папа, так сказать, кот-монгол, а мама местная. – Не ёрничай, – оборвала мама зарвавшегося Гришку. – Собачку «японский хин» видел? За ней что, хозяева в Японию ездят? Нет. В московском клубе собаководов покупают. И английского дога тоже. «Монгольский» – просто название породы. В этом что-то есть. Марсик действительно любил залезать в разные щели, дырки и тоннели. Он, например, обожал смотреть, как стелят постель. То есть, не смотреть, а участвовать в процессе. Как только кто-нибудь встряхивал простынёй, Марсик тут же прибегал и садился в самой середине кровати. Всё остальное стелилось ему на голову. Сначала вверх-вниз взлетал пододеяльник, потом – одеяло или покрывало. Наконец всё это опускалось на Марсика, и он оказывался в тёмной и мрачной пещере, выход из которой можно было проложить, только проползая на пузе некоторое расстояние. Это было приключение, и Марсик никогда не упускал возможности в нём поучаствовать. – Степные коты действительно существуют, – сказала мама. – И они действительно крупных размеров. В Монголии много степей. Наверное, они и там водятся. Правда, эти коты вряд ли живут в норах. Скорее всего, просто мышкуют и поэтому не боятся залезать в разные земляные дыры. Почему бы не допустить, что у Марсика в роду есть какой-нибудь степной кот? Это более вероятно, чем лев или волк. Эй, Марсик! Ты где? Марсик сидел на мамином столе, не проявляя никакого интереса к своей родословной. Он опять что-то жевал. – Марсик! Что это у тебя? На этот раз Марсик со смаком обкусывал фотографии с маминого школьного праздника, которые аккуратной стопочкой лежали на письменном столе. – Ну, что ты наделал? Миф об оскорблённом самолюбии Марсика в связи с подозрениями о его связях с волками был бесповоротно развеян. Никаких претензий к маминым ученикам в костюмах бабочек и жуков у него быть не могло. – Кажется, я кое-что поняла, – сказала мама и достала пакет с новым свитером (совершенно новым!), который она недавно купила папе. Марсик услышал шелест, тут же насторожился, перебрался со стола, где уже не было ничего интересного (остатки фотографий у него отобрали), на диван, направился к пакету и стал деловито его обследовать, пытаясь добраться до клеевого края. – Ты разоблачил себя, Марсик! – торжественно сказала мама. – Не знаю, есть ли в тебе монгольская кровь. Но очевидно: ты наглая наркоманская морда, помешанная на клее! Это у тебя по наследству или как? Марсик не ответил и продолжил свои попытки засунуть голову в пакет. Мама отобрала у него зловредную игрушку, зашуршала пакетом, зашипела страшным голосом и захлопала в ладоши:

– Ш-ш-ш! Лови Пож-ж-жирателя фотографий! Марсик тут же задрал хвост и весело побежал спасаться. Потом вернулся с полдороги и выглянул из-за косяка: бегут за ним или не бегут? Мама шутливо затопала ногами:

– Сейчас догоню, стра-ш-ш-шный котище! Сын ехидны и утконос-с-с-са! Марсик тут же дунул обратно, вспрыгнул на подоконник и, сверкая глазами, высматривал оттуда столь необходимого для жизненного тонуса врага. – Монгольской ехидны и загорского утконоса, – уточнила мама вслед Марсику. – Сынок, подёргай немного верёвочку. Пойду ужин готовить. Больше происхождение Марсика мы не обсуждали.