Текст:Татнев Иван. Памятник (ж. Кукумбер 2008 № 3)

Татнев Иван — Памятник

Дело было не в нашенской стране. В заморской. Там у них горы, и город в горах, а в городе том царь ихний у себя в тереме сидел у окошка и чаёк с крыжовенным вареньем прихлёбывал. И поглядывал в окошечко: не пройдёт ли кто знакомый в гости? Но чо-то никого не было видно. Только местный дурачок без портков по дворцовой площади скакал. – Фу ты – ну ты! Ерофеич, подь сюды! (А Ерофеичем как раз министра царёва кликали. Ну, ясно-понятно, что звали его не по-нашенски, но ежли я тут его настоящее имя представлю, то вам, братцы, оно с непривычки диковатым покажется, так что принимайте его уж по-нашему, – как Ерофеича). – Слушаю, Ваше Величие! – Ты мне, Ерофеич, давай ухо держи востро! Глянь, что у тебя в городе творится: вон, вон, – смотри! Гля, как скачет! И ведь без порток!!! Под царскими окнами… Что ж ты меня, братец, перед заморскими посланниками страмишь? Скажут: леворюцию царь допускает, ежели у него под окнами всякий, не знамо какой, вот в таком виде представляется. Поди, поди – приструни мне молодца, да и, пожалуй, надо бы нам в столице от таковских избавляться. Давай-ка мы их с тобой – за сто первый километр, а? Как думаешь? – Эт можно! – Во-во… Поди-ка разберись. Ерофеич глаза на государя выпучил, орденами сверкнул, каблуками шлёпнул и – выкатился из царёвой горницы. Скоро шум на дворцовой площади поднялся. Семь городовых с шашками при полном параде кинулись дурачка ловить. Городовые свистят, дурак бегает от них, уворачивается, хохочет. Ерофеич руководит операцией. Через малое время к царю – министр с докладом. – Ну што, Ерофеич? Взяли? – Операция продолжается, Ваше Величие, дурачок за реку ускакал, через мост, один городовой себе шишку набил и свисток поломал. Так что не извольте беспокоиться – завтра сыщем! – Тьфу! Так и знал! Наплодил ты, брат, кругом себя лежебок! А ну вели мне коня седлать – сам за реку поеду, дурака сюда притащу, а твоим дармоедам – полную отставку выпишу! – Да полно, Ваше Величие! Царско ли то дело? – Молчать! Исполняй, как велено! Делать нечего, привели царю жеребца засёдланного, царь вскочил на него, шпоры ему дал и поскакал. За ним свита припустила. Вот выезжают они на мост. Конь под царём на быструю воду глянул с моста, испугался, встал на дыбы да и сбросил государя в реку. А в той стороне реки – не нашим чета. В неё нырнёшь и не вынырнешь – больно шибко речка с гор катится, среди камней кипятком кипит. Царь там бултыхается, а Ерофеич с городовыми на всё на энто дело с берега уставились и глядят, и чо-то никому из них неохота в ту речку за государем нырять – неровён час и самому спасателю придётся орден посмертно выписывать. А царя вниз по течению река тащит, крутит, об камни бьёт, щас зашибёт и утопит его до смерти! Вдруг, глянь: на берегу тот самый дурак показался, за которым царь облаву устраивал. Бежит, руками машет, орёт что-то тревожно и жалобно, потом взял да и прыгнул в реку на свою верную погибель. (Чего с него, с дурака, возьмёшь?) Понатужился, схватил царя за шиворот, да полуживого на берег и выкинул. Только сам-то маленько не удержался, и его, родимого, среди камней закрутило и так шибко вниз поволокло, что никак уж ему и не выскочить… Царя после того случáя месяц лечили да выхаживали. Руку ему поломало, голову об камни он сильно зашиб; хорошо ещё, что живой остался. И вот какая штука с государем произошла. То ли головой он и вправду сильно об речной камень вдарился, то ли ещё чего, а только приказал он того дурака ему обязательно найти и представить перед его светлые очи. Ну, конечно, привезли государю дурня уж мёртвого (еле-еле его, изодранного, в низовьях реки отыскали). Царь посмотрел на него… головой покачал и велел похоронить молодца с великим почётом, а на площади перед дворцом – чтобы памятник царёву спасителю. В полный рост. И знаете, братцы, ещё чего… Не было в том государстве ни до, ни после такого, как он, государя, который бы так об своих людишках беспокоился и радел. Что такое? Как думаете, а? А памятник так до сих пор и стоит на дворцовой площади, хоть многие в правительстве и смущаются и хихикают в рукав, потому как он (памятник, то есть) тоже, как и герой наш, в веках прославленный, – без порток.