Текст:Махотин Сергей. Котенок Гусев (ж. Кукумбер 2002 № 9)

Махотин Сергей — Котенок Гусев

Подходит ко мне Козодоева и спрашивает:

– Вадик, у тебя, я слышала, кошка есть. Ее как зовут? Тут нужно сделать паузу. Когда меня об этом спрашивают, я не всегда отвечаю. Смотря кто спрашивает. О кошке я давно мечтал. Я и о собаке, конечно, мечтал. Когда у тебя нет собаки, о ней можно мечтать всю жизнь. Но мама сказала:

– Ты эгоист. Думаешь только о собственном удовольствии. А каково будет псу в тесной квартире? Чем он будет дышать? На что мы его будем кормить? Куда мы его денем, когда уедем летом в отпуск? Держать в наших условиях собаку – это издеваться над живым существом. Я мог бы ответить, что я тоже живое существо. Пусть пес дышит одним со мной воздухом. Пусть он есть суп из моей тарелки, а я буду пить компот из его миски. Пусть родители уезжают в отпуск без нас: нам и так будет хорошо вдвоем. Но я знал, что это бесполезно. – Не грусти, – утешал папа. – Кошка тоже хорошее животное. Говорят, она умней собаки и запоминает сто сорок человеческих слов. Кошки любили папу. Когда он выходил во двор, они терлись ушами о его брюки. – Вот заведем себе огромного кота, – мечтательно говорил он, гладя меня по голове, как по шерстке. – Кот должен быть обязательно чёрен. Чёрен, как южная ночь. Он будет хранителем нашего очага. – А выносить за вашим котом опять мне придется? – не выдерживала мама. – Никаких котов! Будет в квартире пахнуть, как из подвала. Фу! У мамы тоже была мечта – улучшить нашу жилплощадь. Это было непросто, поэтому наши с папой мечты ей казались несуразными. По вечерам у нас не смолкал телефон. – Это меня! – вскрикивала мама, хватая трубку. Папа хмурился и ревновал маму к телефонным незнакомцам. Я прислушивался к новым словам: «хрущевка», «маклерша», «после капремонта», «санузел раздельный». Мне не хотелось уезжать из квартиры, где я прожил всю жизнь. Но если у меня будет своя комната, если я буду держать в ней велосипед, собаку или кота… – Насчет собак и кошек не стройте с папой никаких иллюзий! – предупреждала мама. В сентябре ее мечта сбылась. Мы переехали в соседний дом. Мама была счастлива. Мы с папой тоже. Особенно я, потому что не пришлось переходить в другую школу. На следующий день после новоселья мама перемывала посуду. Вдруг из-под батареи парового отопления появилась мышка, пересекла кухню и скрылась под холодильником. Когда я вернулся из школы, несчастная мама стояла на табуретке посреди кухни и указывала пальцем в угол. Дар речи покинул ее. Жаль, что я никогда не видел эту мышку. Я бы открыл хлебницу и отдал ей все крошки и корки. Я бы распахнул холодильник и наградил ее сыром. Потому что назавтра мама, папа и я поехали на Кондратьевский рынок за котенком. Мы его сразу увидели! Он сидел в большой корзине, держался отдельно от остальных котят и был чёрен, как южная ночь. – Берите, не пожалеете, – нахваливала торговка. – Абиссинская порода! Редкий экземпляр! Папа заплатил деньги, не торгуясь. Всю дорогу домой я держал его на руках. Котенок попискивал и слабо царапался. Глаза его поголубели от страха. Я прижимал котенка к груди и ладонью слышал, как стрекочет его маленькое теплое сердечко. Дома он потыкался мордочкой в блюдце с молоком и уковылял под диван. Видно, спрятался от нас, таких великанов. – Это ничего, – сказал папа, ставя рядом с диваном пустую коробку из-под ботинок. – Скоро освоится, не будем его трогать. Но каков красавец! Котяра! Абиссинская порода – это вам не хухры–мухры! – А как мы его назовем? – спросил я. Папа задумался. – Это очень серьезный вопрос. В имени должна присутствовать буква «с», кошкам она приятна. – Мурзик? – с сомнением произнесла мама. Папа поморщился:

– Мурзик – это банально. И потом, здесь буква «з», а не буква «с». Между ними есть разница, разве ты не слышишь? – Тогда назови его Пассатижи, – обиделась мама и пошла готовить обед. Имя котенку мы придумывали до вечера. Имена возникали и отвергались одно за другим. Барсик – звучало слишком изнеженно. Ваське мешала благородная абиссинская порода. В Черныше, Пушинке, Угольке отсутствовала буква «с». – Кузьма… – время от времени подавала голос мама. – Степа… Папа, прикрыв глаза, тихо бормотал:

– Абиссинец… Смельчак… Красавец… Все это время котенок сидел под диваном. Я подошел к дивану и, сам не знаю почему, вдруг сказал:

– Гусев. Котенок вылез на свет, посмотрел на меня и жалобно пискнул. Затем, пошатываясь, подошел к блюдечку и принялся лакать молоко. Папа схватился за голову:

– Ну почему – Гусев?! Что за Гусев? Кто такой Гусев? Я лишь пожал плечами. На следующий день котенок немного осмелел и стал совершать осторожные прогулки по квартире. Папа ходил за ним на цыпочках и звал ласковым голосом:

– Усатик, Усатик, Усатик… Красавчик, Красавчик, Красавчик… Тот в ответ сделал на полу лужицу. Я закрыл учебник и тоже позвал:

– Гусев, Гусев… Котенок тихо мяукнул и пошел на зов. Я взял его на колени. Он уткнулся мне в живот и заснул. Мама засмеялась:

– Не понимаю, чем тебе не нравится Гусев. Звучит не хуже Сорокина. – Гусев так Гусев, – сдался папа. Бедный папа! Знал бы он, какое испытание готовит ему судьба!.. Наша мама любила порядок во всем. В том числе, и в содержании домашних животных. Котенок, считала она, должен правильно питаться, а не подъедать объедки с общего стола. Мама разузнала телефон хорошего кошачьего врача и пригласила его к нам, решив заодно выяснить, нет ли у Гусева какой-нибудь скрытой болезни, опасной для нас. Врач приехал на иностранной машине. Он быстро осмотрел Гусева, вручил маме тонкую книжечку «Кошачий гороскоп» и объявил:

– Никаких поводов для беспокойства. Абсолютно здоровая кошка. – Вы хотите сказать… – начал папа и замолчал. – Да, да. Чудесная здоровая кошечка. Извините, мой день расписан по минутам. Он взял у мамы конверт и быстро удалился. На папу было больно смотреть. Чтобы он не упал, мы обняли его с двух сторон. – Ну что за беда? – успокаивала его мама. – Милая хорошая кошечка. Абсолютно здоровая. Был Гусев, будет Гусева. – Как ты можешь так говорить! – вырывался папа. – Гусева – фамилия моей начальницы. Что она может обо мне подумать! – А мы ей не скажем, – пообещала мама. Маме легко было говорить: был Гусев, будет Гусева. Реагировать на Гусеву котенок отказался наотрез. В Гусевой была какая-то нерешительность, неуверенность в завтрашнем дне. Но стоило позвать: «Гусев», как наш здоровый котенок радостно мурлыкал в ответ. Еще бы! Гусев – это надежно, за Гусевым не пропадешь. К нам зачастили родственники и знакомые. Папа повесил на двери табличку: «Сорокиным – один звонок. Гусеву – два». Гости любовались чёрным, как ночь, котенком и пытались по–всякому его переназвать: Гусей, Гуськой, Гусенькой и даже Гусыней. Гусев убегала от них под диван. Какой же абиссинской кошке понравится, когда обзываются Гусыней. Мы полюбили ее. Особенно мама. Она готовила сначала для Гусева, а уж потом для нас. Я играл с Гусевым. Папа ее поглаживал. Так вот распределились наши обязанности. Гусев нас тоже полюбила. Ей нравилось, когда мы все были дома. Если папа задерживался, она ждала его у двери, прислушиваясь к гудению лифта. – Я же говорил, что она будет хранителем нашего очага, – радовался папа. Случались, правда, отдельные недоразумения. Однофамильцем нашей кошки оказался электромонтер, чинивший у нас проводку. И когда мама громко позвала из кухни: «Гусев, Гусев, Гусев, иди молочка попей», тот чуть не грохнулся от изумления со стремянки. …Но разве расскажешь об этом Козодоевой? А Сонька стоит, ждет. – Ну, так как же, Вадик? – А чего это вдруг тебя заинтересовала моя кошка? – Не только твоя. Я у всех спрашиваю, у кого кошки есть. Нам породистого котенка принесли, и я его еще не назвала. Не хочу, чтобы у него было общее с кем-то имя. Я кивнул, соглашаясь. – Так как же зовут твою кошку? – Мурка, – ляпнул я. – Эх, Сорокин, – разочарованно вздохнула Козодоева. – Нет у тебя фантазии. Я бы Муркой ни за что кошку не назвала. Примитивно. Кстати, тебе известно, что в кошачьем имени должна быть буква «с»? Хотя, наверное, твоей кошке поздно уже менять имя. Я опять кивнул. Сонька отправилась расспрашивать дальше, а я вернулся из школы домой и перед тем, как открыть дверь своим ключом, два раза нажал на кнопку звонка. Чёрная кошечка ждала меня на коврике в прихожей. – Привет, Гусев! – сказал я. Она потерлась о мою ногу и муркнула. Что в переводе с абиссинского, видимо, означало:

– Привет, Сорокин!