Текст:Кузнецова Юлия. Выдуманный жучок (ж. Кукумбер 2009 № 05)

Кузнецова Юлия — Выдуманный жучок

Уколы в больнице бывают двух видов – до операции и после операции. Вопрос: какие хуже? Ещё вопрос: хуже тебе или маме? Маме хуже от уколов до операции. Операция – дело непонятное. Всё зависит от врача, Бога или случая, во что больше веришь. Маме хочется верить во всё сразу, но не получается, и ей страшно даже от укола перед операцией. Тебе от этого укола не страшно. Наоборот – сонно. И «всёравночно». А вот послеоперационные уколы… Хуже нет. Они бывают каждый день, в одно и то же время. Даже если бомба прилетит и упадёт на больницу. Даже если подсыпать всем снотворного в больничный плов из мягкого риса и костей. Всё равно, вылезут из-под обломков, проснутся и сделают больно. Так, что во всём организме больно. Даже волосам. А потом ещё то, чем колет, будет жечься под кожей. Самое гадкое – что все врут. Говорят: «Это не больно». И ещё: «Как комарик укусит». У них на даче, наверное, саблезубые комарики водятся. И вот с утра думаешь: «Скоро укол». А после укола думаешь: «Завтра опять». И нет никакого способа избежать укола. Лежишь, как дурак, со спущенными штанами, а тебя уже трут чем-то холодным, гадким, чтобы потом – чик! Ай! Я увидела жука. Быстро проморгала слёзы. Но он всё равно полз по бледно-зелёной стенке. – Щиплет? – спросила толстая медсестра. – Не знаю, – ответила я, уселась на кровати и принялась искать жука. Но его не было. – Это пух от одеяла был, – сказала мама, – ляг и укройся. Щипало сильно? – Не помню. Это не пух, а жучок! – В больнице? Я тебя умоляю. Тут стерильность. Даже мыло обычное тут не мыло, а среда для размножения бактерий. – Он полз по стенке. – Не придумывай! – Полз вверх, к окну! – Я с тобой больше не могу. Мне надо покурить. Лежи, не шевелись. Пусть лекарство рассасывается. Мама ушла. Я взяла её мобильник, проверила, нет ли смс от папы. Смс не было. Я посмотрела в окно. Интересно, в воздухе уже пахнет весной или ещё слишком холодно? – Скучно? – спросил жучок. Он приполз на подушку и сидел, спокойно пошевеливая усиками. – Ты настоящий? – А ты? – Не знаю. Ты умеешь разговаривать? – Я всё умею. И разговаривать, и видеть, и слышать. Хочешь, расскажу, что я видел на улице? – Только не ври. Ненавижу враньё. – Ладно. Весной на улице ещё не пахнет, но жучки, как можешь догадаться, уже выползли. И кошки начинают сходить с ума и вопить от любви. Все, кроме одного одноухого чёрного котёнка. Он вопит не от любви, а от голода. Он живёт в нашем дворе, под заброшенными «Жигулями». У него на хвосте три белых пятнышка, как азбука Морзе. Каждый день он плачет от голода. Но в больнице еда – это среда для размножения опасных бактерий. Поэтому наша повариха вынесла ему не мягкий рис с костями, остатки которого она отправила на кухню для ликвидации, а крышечки от йогурта. Он ими захрустел. – Не ври! – Ты когда-нибудь плакала от голода? – Нет, только от уколов. – Не знаю, как насчёт тебя, но котёнок этот – точно настоящий. Я думаю пару секунд, потом беру мобильник и пишу папе смс: «Привези килограмм варёной колбасы». – Проголодалась? – обрадовалась мама, принеся мне вечером передачу от папы. – Нет. Ты перед сном пойдёшь курить? Тогда возьми эту колбасу, почисть, порежь и отдай одноухому чёрному котёнку, который живёт во дворе и плачет от голода. Только не перепутай его ни с кем: у него на хвосте три белых пятнышка, как азбука Морзе. Ночью мама забирается ко мне в кровать – лишних коек нет, а спать на стуле не очень удобно. От неё пахнет сигаретами, но главное – мамой. – Откуда ты узнала про азбуку Морзе? – спрашивает мама. Она выдыхает слова, как дым от сигарет. – Знаешь, – говорю я, – ты, наверное, права. Это был Выдуманный Жучок. Но от этого он ещё больше настоящий. А ещё знаешь, что? Я никогда больше не буду плакать от уколов.