Текст:Заяц Виктор. Лукоморье (ж. Кукумбер 2004 № 2)

Заяц Виктор — Лукоморье

– Манюня! Что же ты мне одни пляхотки сдала? – дедушка подносил карты к глазам и расстраивался. – А она тебе всегда плохие карты подсовывает, – сказал Ваня. – Особенно когда на киндер-сюрприз играет. – А ты сиди и молчи! – огрызнулась Маня. – Жуй свои макароны! Ваня никак не мог справиться с завтраком, и поэтому к игре не допускался. Но Маня его рассердила. Он быстро все доел и подскочил к ней:

– Смотри! У самой тузы да короли, а дедушке одних шестерок надавала! В комнату за грязной посудой вошла бабушка:

– Ты чего кричишь? – А зачем она деда обманывает? – А ты, Маня, честно играй, – сказала бабушка. – Каждый раз дедушку дуришь. Он же старенький – не видит. Маня насупилась и положила карты:

– Ну и играйте сами. – И поиграем! И без тебя обойдемся! – Ваня быстро занял освободившееся место. Но вся эта обида была притворной. Маня прекрасно знала, что дедушка обязательно купит им с Ваней по киндер-сюрпризу. Шоколадку он не ел, но страшно интересовался, что же там внутри, в яичке. С Ваней дедушка играл спокойно, но потом стал нервничать:

– Ты зачем ко мне подсматриваешь? – Я не подсматриваю! – А то я не вижу! Бита! – Какая бита? Это пика, а восьмерка крестовая! Дедушка прищурился над картами и взвизгнул:

– А откуда тут восьмерка взялась? – Ниоткуда! Давай, бейся или забирай! Бабушка на кухне мыла посуду и пока еще не обращала внимания на крики из комнаты. – Играть не умеешь, а садишься! – Ты сам не умеешь! – Я вот тебе поору на старших! – Ты сам орешь! – Замолчи! Но Ваня молчать не хотел:

– Чего – замолчи? Как проигрывает, так вечно начинает… Дедушка за дерзость попытался дать Ване подзатыльник, но тот перехватил его руки и, как всегда, началась потасовка. Бабушка не раз угрожала сжечь карты, но жалела. В последний момент она выскочила с мокрой тряпкой из кухни, и Маня в соседней комнате услышала резкие хлопки. – Одному! – комментировала бабушка. – Другому! – А чего он! От горшка два вершка, а восьмерки подсовывает! Где там восьмерки? – А ты крести пиками бьёшь! Снова послышались хлопки, и на этом игра закончилась. На сползшем с дивана покрывале и на полу, везде валялись истрепанные, полинявшие карты. Обиженный дедушка достал свой черный крошечный кошелёк и открыл дверь в соседнюю комнату:

– Манюня, на вот тебе на киндер. Ваня понял, что ему на гостинец не достанется, и засобирался на улицу. – Взял бы маленькую лопату, – наказывала бабушка, – да тропинку от снега очистил. – Он еще литературу не выучил! – кричала Маня из-за двери. – Выучил! Я твоё Лукоморье давно наизусть знаю! – Тогда расскажи! – Сейчас! Разбежался! Мамка с папкой придут, и расскажу. Субботнее утро было тёплым и солнечным. Капли с сосулек проделали в снегу вдоль забора глубокие дырки. Ваня действительно было взял лопату, но почистил совсем немного, – снег был тяжёлый и липкий. «Как пластилин», – подумал Ваня и принялся катать комок. Когда Маня вышла из дома за киндер-сюрпризом, под коренастым, приземистым дубом, росшим у забора, уже лежал огромный снежный ком. Ваня со всех сторон обтёсывал его лопатой. – Снежную бабу, что ль, лепишь? – Не снежную, а Бабу-Ягу! – ответил Ваня. – А зачем? – Я Лукоморье под дубом лепить буду! В это время дедушка выглянул из дома:

– Манюня! Ты идёшь или нет? Пока Маня была в магазине, дедушка не отходил от окна. А заметив её на улице, выскочил во двор:

– Ну, давай! Чего там? Начинка в киндер-сюрпризе дедушку разочаровала:

– Опять львёнок, – расстроился он. – Я люблю, когда собирать надо. На пороге он шёпотом спросил у Мани:

– А чего это он лепит? – Лукоморье. Дома Маня переоделась в старое красное пальто и вернулась во двор. – Хочешь? – она протянула Ване половинку своей шоколадки. – Давай. Вскоре они уже вместе лепили из снега Бабу-Ягу. Ступо оказалось высоким, а Баба-Яга маленькой. – На бюст похожа! – сказала Маня. – Который возле школы стоит. Ваня пригляделся и добавил:

– И лысая такая же. Дедушка со стихами Пушкина бегал в это время из комнаты в комнату, следил в окна за детьми и, будто инструкцию, перечитывал Лукоморье. Он видел, как ловко Маня смастерила Бабе-Яге руки. А когда Ваня приладил ей на голову пучок пакли, прошептал:

– Парик нацепил. В конце концов, он не выдержал. Обул свои новые серые валенки и отправился во двор. – Ну, а метла где? – спросил он у ребят. – Ведь она с метлой летает! Надо же как положено делать! Дедушка долго копался в сарае, он вышел оттуда очень серьезный, с длинной цепью от старого колодца и метлой. Только ничего этого детям он не доверил, сам развесил на дубе цепь, а потом стал прилаживать Бабе-Яге метлу. И в результате отломил ей руку. Но ребята не обиделись, они слепили другую. – Вот так! – одобрил дедушка. – Другое дело. Когда родители вернулись с рынка, работа во дворе кипела вовсю. Дети катали комки и сгребали лопатой снег, а дедушка бегал вокруг них с указаниями:

– Да кто так делает! У Лешего, у него же только одно ухо! Отлепи сейчас же! – А ты, можно подумать, видел? – Да сто раз видел! Одно ухо у него и рожа синяя! От усердия и суеты все трое раскраснелись и шмыгали носами. Папа поставил на снег сумки и спросил:

– Что это вы делаете? Дедушка указал рукой на скульптуры и сказал:

– Лукоморье… Решили… По приходу родителей, всех загнали обедать. Весь обед дети с дедушкой обсуждали, как надо лепить остальные фигуры и постоянно любовались в окна своей работой. Дедушка хрустел чесноком и хлебал щи:

– Сейчас русалку лепить будем. – И кота, – добавил Ваня. Но, не успев допить чая, дедушка задремал прямо за столом. Он всегда после обеда засыпал. Ребята отдыхать не стали – не до того. Пока Маня готовила комки для Кощея, который над златом чахнет, Ваня пытался слепить большого кота и приладить его на цепь. Но ничего не получалось: кот разламывался у него в руках. Папа в полушубке курил на крыльце и долго наблюдал за Ваниными усилиями. – Каркас надо делать, – сказал он и полез под крыльцо за проволокой. У папы кот вышел почти как настоящий и, несмотря на большие размеры, крепко держался на цепи. Ребята его все время гладили:

– Кис, кис, кис. Когда принялись за русалку, выскочил сонный дедушка. Он даже не успел как следует одеться и обижался, что начали без него. Но теперь уже всем руководил папа, а дедушка только давал советы:

– Ей же хвост надо… У ней хвост, как у рыбы! – Слепим, батя, слепим! Не суетись. Но дедушке всё не нравилось, он размахивал руками и утверждал, что так русалок не делают. Мама шла за картошкой в сарай и возмущалась:

– Ну, дети-то ладно. А вы чего завелись? Папа посмотрел на нее, подумал и сказал:

– Иван! Тащи сюда свою гуашь, сейчас мы их раскрасим. Шум во дворе только нарастал. Ругалась бабушка:

– А ну-ка! Куда банки потащил? – Не беспокойся, мать! – успокаивал ее папа. – Не беспокойся! – встревал дедушка. – Краску-то в чем разводить? Между тем, сказка оживала. Мама уже не возмущалась. Она несколько раз выходила и качала головой:

– Красота! А когда папа взялся расписывать русалкино лицо, мама отобрала у него кисточку:

– Тут тонкая работа нужна. Напоследок во дворе появилась бабушка. Она прогуливалась между фигур и говорила:

– Ну, понастроили. Как в музее. Незаметно из-под полы бабушка достала старый платок и протянула Мане:

– На вот, Бабе-Яге повяжи. А то лохматая вся – смотреть жутко. Недовольным оставался только дедушка. Он настаивал, что русалки не бывают телесного цвета:

– Они все зелёные! А вы чем покрасили? Бабушка с ним спорила:

– Какие же они зелёные? Почему зелёные-то? – А такие! В реке живут, вот и зелёные! – Ой, молчи! Ты, что ли, видел? – Да сто раз видел! Дедушка расходился не на шутку. Он забраковал не только русалку, но и всю покраску. И бабушка, в конце концов, со скандалом увела его со двора. Из дома еще долго доносилось:

– Художники! Еще бы в клеточку её разрисовали! Не могут, а берутся! Вскоре стало темнеть и холодать. Потихоньку все уходили домой. Последним ушел Ваня, он рисовал на тропинке следы невиданных зверей. Проснуться он решил самый первый, чтоб до завтрака ещё кого-нибудь слепить. Но ничего не вышло. Ваню разбудили бабушкины возмущенные возгласы:

– Когда он успел! Ну, образину-то отмоешь, а валенки? Ты посмотри! Новые валенки все угваздал! Ваня заглянул на кухню. Там на лавочке сидел дедушка, весь зелёный, но очень счастливый.

«Перекрасил», – подумал Ваня и посмотрел в окно. Русалка и весь снег вокруг неё, все было зелёное. Видно, дедушка поднялся затемно и всё сделал по-своему. Но расстроило Ваню совсем другое – на улице мело. Прямо на глазах колючий, противный снег заметал и Бабу-Ягу, и Лешего, и Русалку. О том, чтоб слепить ещё кого-то, не было и речи. Ваня ходил с веником под дубом и очищал от снега Пушкинских персонажей. Но всё было напрасно. Весь день он просидел дома, глядя сквозь занавески на бесформенные силуэты. Воскресенье после обеда всегда было очень грустным. В школу Ване не хотелось, к тому же выяснилось, что литературу он так и не выучил. Стихи всё никак не запоминались, думалось совсем о другом. И до позднего вечера Маня в сотый раз была вынуждена слушать:

– У Лукоморья дуб зелёный…