Текст:Шарифжанова Лия. Цаца (ж. Кукумбер 2003 № 5)

Шарифжанова Лия — Цаца

Одним прекрасным днём в родном Ташкенте, где мы жили в старом городе, далёком от центра и цивилизации, мы ожидали гостя из Москвы. Это был мамин брат дядя Закир. В честь столичного гостя после отчаянных споров было решено приготовить плов с курицей. Вскоре бабушка вручила моему отцу, который одновременно приходился ей сыном, деньги и подробный список того, что нужно купить на базаре, и самого лучшего качества! Остальные домочадцы принялись за праздничную уборку. Незаметно пролетела половина воскресного дня. Квартира и двор сияли чистотой. На тахте под виноградником, с которого прямо на голову свешивались соблазнительные гроздья винограда, были разложены атласные курпачи. По углам красовались бархатные подушки. На подносе сердито шумел медный самовар. Дополнял восточную идиллию аромат кустов райхана. Все волновались, что отца до сих пор нет, потому что гость должен прибыть с минуты на минуту. Бабушка в национальном атласном платье, со свеженакрашенными бровями, не находила себе места. Она, как колобок, непрерывно выкатывалась на улицу и сердилась на всех без разбора. Давно остыли горячие лепёшки. Измученные и голодные, мы напились чаю с восточными сладостями, а мама всё доливала и вновь кипятила самовар. Отец появился лишь к вечеру. Весёлый, возбуждённый и источающий запах алкоголя, чем привёл бабушку в негодование, он едва держался на ногах. Оказалось, по дороге на базар он встретил школьного друга, которого не видал 25 лет, и у того оказался лишний билет на футбол! – Судьба! – решил отец и без зазрения совести поспешил с одноклассником на трибуны. После матча друзья на радостях выпили бутылочку портвейна, ничем не закусывая. Когда, наконец, отец добрался до базара, уборщики усердно убирали мусор, прилавки давно опустели. Но курицу он всё-таки купил. – Везёт же мне сегодня! – наивно радовался он, не замечая, что сам продавец радуется неизмеримо больше, поскольку за целый день никто, хотя бы из любопытства, не поинтересовался этим убогим созданием под названием «курица». Теперь несчастная лежала со связанными ногами в сумке, и ей это очень не нравилось. Она то и дело решительно взмахивала крыльями и норовила выпорхнуть из сумки, осыпая наше семейство и всех соседей, сбежавшихся на шум, пухом и перьями. Намётанным глазом бабушка сразу определила, что это – старая, как мир, худая, как манекенщица, курица, и, обомлев от своего открытия, зажмурила глаза, а её румяное лицо исказилось трагической гримасой! Затем она округло всплеснула руками и запричитала фальцетом:

– Ох уж мне эти мужчины! Ничего-то им поручить нельзя! Ведь я велела купить ощипанную ЖИРНУЮ КУРИЦУ, а не ДОХЛУЮ–ЖИВУЮ! Потом, придя в себя, она неожиданно спокойно и приветливо осведомилась:

– Ты случайно, сынок, не спросил, когда у курицы день рождения? – Нет, – удивился он. – Ничего! Я тебе сама скажу это! – мстительно пообещала она. – Сегодня! Именно сегодня ей исполняется ровно сто лет! Как раз самый подходящий для плова возраст! И тебе лично придётся зарезать её. Как жалко! Ай-ай-ай! – и она несколько раз печально покачала головой – туда-сюда. – Ну, нет! – вспыхнул, как мальчишка, отец и вскоре как-то незаметно исчез, другие же и слушать об этом не хотели и сквозь сдерживаемый смех выражали расстроенной бабушке свои соболезнования. – Что же я буду делать? Придётся уговорить деда зарезать курицу! Другого выхода нет, – жалобно запричитала она и решительно рванула с земли сумку с трепыхавшейся курицей. Мальчишки с нашего двора давно наблюдали за происходящим с высоты балханы, где они сидели, свесив ноги, во главе с младшим членом нашей семьи Равилем. При последних словах бабушки он моментально скатился вниз по крутой лестнице и с воем вцепился в сумку со злополучной курицей, но бабушка не обратила на него внимания и продолжала бодро семенить к дому. – Если вы убьёте курицу, я навсегда уйду из дома! Не хочу жить с убийцами, – пронзительно закричал он, и горючие слёзы выплеснулись из его глаз, оставляя на лице светлые полосы. Все бросились успокаивать его и сразу решили судьбу обречённой: «Пусть живёт!», и развязали ей ноги. Но измождённая курица, не поверив своему счастью, отлетела в сторону и билась в истерике, кто бы ни пытался к ней приблизиться. – Подумаешь, недотрога! ЦАЦА! – возмутилась бабушка, хотя в душе была рада такому исходу дела. С тех пор имя Цаца так и осталось за курицей. Дядя Закир не приехал ни в тот, ни на следующий день, потому что был военным и неожиданно уехал в командировку. Дело было в сентябре, когда Равиль пошёл в первый класс. К новой обстановке он привыкал с трудом, частенько сбегая с уроков домой. Цаца обожала его, ходила за ним по пятам, вертелась под ногами и даже залетала к нему на колени. Равиль тоже привязался к ней: кормил с рук хлебом, приносил траву «для витаминов», свежую воду, убирал в курятнике, хотя никто ему этого не поручал. Похорошевшая дородная Цаца всегда встречала его у калитки. В один из дней Равиль пришёл из школы без портфеля, держа перевязанные верёвкой учебники и тетради подмышкой, а обеими руками прижимая к груди двух крошечных котят: чёрного и белого! – Теперь Цаца не будет без меня скучать, – объяснил он потрясённой маме. – Я выменял их у соседа на портфель! Ни имени мальчика, ни его адреса Равиль не знал или забыл. Вечером, однако, незнакомая женщина принесла злополучный портфель, но когда попыталась забрать котят, Равиль поднял такой отчаянный рёв, что перепуганная женщина замахала руками:

– Бери! Бери их себе! Это тебе в подарок! Чёрного кота назвали Пиратом, а белую кошечку Принцессой. Цаца поначалу отнеслась к ним свысока, важно сторонилась, отгоняла от Равиля, раздражённо отталкивала от блюда с едой и начинала клевать сама. К весне котята подросли. Принцесса превратилась в изнеженную кошечку, она целыми днями лежала на подушке или грелась на солнце, а Пират – в сильного, коварного кота изумительной красоты, с гибким изящным телом и огромными глазами, которые светились в темноте, пугая слабонервных. Хитрый и осторожный, он стал грозой всех окрестных котов и монопольно царил на своём пространстве. Цаца к весне облезла, похудела, сквозь редкие перья, едва покрытые пухом, просвечивало жалкое розовое тельце с гусиной кожей. Она целыми днями безучастно сидела на насесте и оживлялась только с приходом Равиля. Обычно, пообедав, он бежал к своей любимице, разговаривал с ней, пока убирал курятник, а Цаца слушала его и с обожанием заглядывала в глаза, так как больше решительно никто её не замечал. Зато Пирата обожали все! Его носили на руках взрослые и дети, ласкали наперебой, угощали, зазывали в гости. Холодильников в те времена не было и в помине. Те, у кого не было погреба, обычно клали мясные продукты на холодную землю, накрывая тазом. Пират вскоре наловчился таскать из-под таких сооружений у соседей мясо. Он заметно растолстел и обленился, целыми днями спал, а по ночам уходил на промысел. Наступило лето, и соседи уехали на дачу. Поживиться мясом стало негде. Он подурнел. Стал злющий, кусался и царапался, часто пропадал на несколько дней, проводя бурные ночи в обществе окрестных кошек. После очередной такой отлучки Пират вернулся весь грязный и ободранный. Людей он сторонился и только злобно шипел, не даваясь погладить, поэтому, придя однажды с улицы, Равиль обрадовался, что Пират трётся о его ноги и мурлычет, тем более что в футбольном матче улица на улицу победила его команда, и настроение у него было отличное. Он быстренько переоделся, перекусил и побежал кормить Цацу. Потянувшись к двери, он насторожился – за ней было необычно тихо! Тогда он рывком распахнул дверь и обомлел… От курицы остались лишь пух да перья. Тут он вспомнил довольного Пирата и понял всё. Потрясённый Равиль проплакал всю ночь, а чуть рассвело, засунул в портфель сонного кота и неслышно вышел из дома. Долго-долго он добирался до старого кладбища, путая следы, и там вытряхнул кота из портфеля. Пират домой не вернулся, а Принцессу отдали кому-то «от мышей», где она и осталась навсегда.