Текст:Москвина Марина. Блохнесское чудовище (ж. Кукумбер 2002 № 10)

Москвина Марина — Блохнесское чудовище

Сергею Седову Не просто вырастить охотничью собаку. Вот наша такса Кит. Сейчас он уже в летах. А лучшие годы жизни он посвятил уничтожению ВСЕГО вокруг себя, и все это он ел! Мы страшно боялись, что он заболеет и умрет. Но Кит жил припеваючи. Только однажды он впал в меланхолию, когда проглотил мою резиновую галошу. Месяц ходил печальный, а потом опять взялся за своё. Если положить в кровать рыжего пса, который сторожит тетинюрин огород, он быстро вскочит и удерет. А Кит ляжет, устроится поуютней и будет пыхтеть, чтобы пожарче сделать своему товарищу по кровати – мне. Я даже представить не могу, что у нас когда-то не было Кита. Я помню, как у него нос вытягивался, уши, туловище, он рос хоть и незаметно, а прямо на глазах, как идут минутные стрелки. Когда мы первый раз привели его на выставку, он оказался лучшей собакой в Москве. Все были начесанные, причесанные, а Кит вышел с папой на ринг, и судья сказал: – Кобель Антонов! Первое место по красоте. Когда он подошел к двухметровому барьеру, мы ужаснулись: он никогда не прыгал такую высоту. Забор сплошной. Никто никого не видит. Папа встал за барьером и крикнул: – КИТ! Кит взвыл – это было тоскливое коровье мычание – и перепрыгнул. А как он охотился! Механический заяц в штаны наложил, когда Кит появился на горизонте. Из уважения к Киту папа приобрел ружье и подал заявку на охоту на ворон, как на вредных животных. Но Кит так весело на них кидался, что все вороны просто улетели из нашего двора. С тех пор у Кита во дворе хорошая репутация. Когда к нам пришла отравительница крыс и мышей, тихая женщина в серой шапочке, увидела Кита – испугалась, то наша дворничиха сказала ей: – Не бойтесь! Это самая лучшая собака на свете. Тихая женщина в серой шапочке пришла травить крыс и мышей, но у нас их не оказалось. И все-таки папа взял телефон этой тихой женщины и ее визитную карточку: «Плахова – крысы-мыши». И мы забыли про эту карточку, совсем забыли. Летом я и Кит гуляли в полях. Он давал круги, зависая над маленькими зелеными елками. Он так хорошо себя чувствует в полете. И я себя тоже! А когда шел дождь, мы бежали домой под дождем. Впереди, задрав хвост, шпарил Кит. И я думал: «Вот как надо счастливо жить». И вдруг – ни с того ни с сего – как гром среди ясного неба: у нашего Кита завелись блохи. Блохи очень приспособлены к жизни. Они пришли к нам из тьмы веков и, наверное, будут прыгать и скакать, когда погаснет Солнце, и наша цивилизация исчезнет с лица Земли. – Выше нос! – сказал папа псу. Он схватил Кита, как орел курочку, сунул в ванну и намылил дегтярным мылом. Блохи обалдели. У них был такой ошалелый вид! Мы думали: никто не уйдет живым, все найдут себе тут могилу. Но они проявили самообладание и дружно перебежали к Киту на нос. Я поймал несколько штук. – Где ты их находишь, где?! – кричал папа. – Сейчас я тебе покажу, – отвечал я,– и ты запомнишь. – А что? Какое чувство, – кричал папа,– когда ты поймал блоху? – Чувство радости, – отвечал я. Тут они взяли и перескочили на папу. Папа бил их газетой, крича: – Андрюха! Они скачут по моей груди! Он гонял их с места на место, пока вся компания почти без потерь снова не оказалась на Ките. – Только такое веселое животное, как блоха, – сказал папа, – не станет предаваться унынию после таких сокрушительных ударов судьбы. И вызвал ветеринара. Ветеринар приехал на «газике». – Поменьше гуляй, – сказал он мне. – Ваш двор полон инфекции. Я поглядел в окно. Двор был пуст. Как странно устроен мир! Один человек смотрит и не видит. Другой же видит не глядя. Тогда я представил себе толпу ИНФЕКЦИЙ, похожих на слоноедов, свирепо разгуливающих по двору. – На что жалуемся? – спросил ветеринар. Кит лежал у меня в постели. Я боюсь: если не пускать на кровать Кита, он может не понять, в чем дело, и подумает, что его разлюбили. – Кто это? – спросил ветеринар, осмотрев Кита. – Это блохи, – ответил папа. И беззаботно добавил: – Что за собака в наше время без блох? – А кто вам сказал, что это собака? – спрашивает ветеринар. Я знал, я давно подозревал, что Кит не собака, а четвероногий человек. – Это короткоухая такса, – твердо произнес папа, – купленная мной и Андрюхой на птичьем рынке. – Вас обманули, – сказал ветеринар. – Это крыса. Циклопическая американская крыса. Вид найден в городе Бостоне, штат Массачусетс, во время ремонта канализационных труб. Бостонцы привозят их в клетках на птичий рынок и продают в качестве такс. – А-а-а! – закричала мама и грудью заслонила меня от Кита. Все сразу вспомнили его странное поведение: как он любит пожевать папино ухо, ест подчистую все на своем пути и как он в овраге – первый – покинул тонущий в луже плот… – Значит, наш Кит – это крыса? – задумчиво сказал папа. – Да, – вздохнул ветеринар. – И среди этих крыс встречаются людоеды. Мама закачалась. Почуяв неладное, Кит сделал вид, что он глубокий старик, и стал доканывать нас своими печальными вздохами. Я хотел к нему подойти, чтобы он знал, что мне неважно его происхождение, но мама вцепилась в меня, как медведь коала в эвкалипт. – Так вот почему на даче, – задумчиво сказал папа, – он в окне выгрыз форточку и вылетел в огород. – Это настоящий крысиный поступок, – сказал ветеринар. – А я его понимаю! – говорю. – Я-то по опыту знаю, что такое одиночество. – Но все равно, – говорит папа, – зачем же окна грызть? А я говорю: – Потому что оно ему мешало! Его неведомая сила влечет. Он ничего с собой не может поделать. – Вот именно – неведомая сила, – зловеще произнес ветеринар. – Он дома гадит? – Никогда! – Уникальный случай! – Ветеринар вынул фотоаппарат и нацелил на Кита объектив. Кит дико затрясся. – Видите, – сказал ветеринар. – Не хочет фотографироваться. Боится, что его разоблачат. – Раз крыса, так крыса, – говорю я. – Подумаешь! – Если Кит съест папу, – сказала мама, – я не переживу. – А не надо его злить, – говорю. – В случае чего я запру его в комнате. – Люся! – вскричал папа. – Люся! Как же нам быть? Он воздел руки к небу, и в этот момент из его кармана выпала визитная карточка: «Плахова – крысы-мыши». Все молча уставились на нее, окаменев. – Нет! – крикнул я. Я думал, у меня разобьется сердце. Бедный Кит. Он, умевший уходить отовсюду, где ему не нравилось, и удирать ото всех, кого он не любил, в мгновение ока очутился в лапах ветеринара. Тот сжимал его цепко, профессионально. И уже уходил от нас, бормоча: – В доме ребенок… опасно… внизу спецмашина… эти крысы такие коварные… Он еще что-то бормотал, унося Кита, но я не слышал. Я орал: – КИТ! КИТ!!! Я рвался к нему, но мама держала меня. И папа меня держал. – Это катастрофа, – растерянно шептал папа. – Это катастрофа! Но держал крепко. И тогда я понял, что уйду из дома. Буду бродить, вспоминая Кита и родителей. Но, конечно, никогда не вернусь. Никогда. Они поймут, что значит потерять САМОЕ БЛИЗКОЕ СУЩЕСТВО. Тогда они ПОЙМУТ. Ветеринар уходил. А я ничем не мог помочь Киту! Наши взгляды встретились. В последний раз. В полной тишине. И тут Кит сказал: – ВЫ ЧТО, ПСИХИ? Слышал бы мой дедушка ТАКС КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ эту белиберду! Ветеринар ненормальный. Он сбежал из сумасшедшего дома… Андрюха! – сказал Кит. – Положи меня в кровать. Это было первый и последний раз в жизни. Больше Кит ничего не говорил. И ветеринар тоже. Но прежде чем исчезнуть из нашей жизни навсегда, он обернулся на пороге и сказал: – От блох хороша черемичная настойка.