Текст:Калмыков Павел. Охламоша (ж. Кукумбер 2010 № 05)

Материал из Буквицы
Версия от 10:54, 20 июля 2018; Karaby (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску

Калмыков Павел — Охламоша

– Охламоша, не раскачивайся на троне: сломаешь – нечего будет в усыпальницу положить. Юный владыка Верхнего и Нижнего Египта кисло вздохнул и сложил руки на коленях. Ещё спасибо, жезлы в руках не заставляют держать. – Да не сутулься, – увещевала его тётка, принцесса Нефырчити. – Вон, художник тебя рисует, ты ведь не хочешь войти в вечность горбатым. – Не хочу, – сморщил носик Охламон Четвёртый. – Не хочу в вечность. Я играть хочу. На речку с мальчишками. – Государю нельзя на реку с мальчишками, – строго сказал верховный жрец Ишзахотеп. – Там крокодилы, подстерегут царя и к богу Себеку утащат. – Жрец, жрец, сожрал огурец, – пробурчал Охламон Четвёртый и снова принялся скрипеть позолоченным троном. Дежурный писарь с готовностью макнул кисть в красную тушь, чтобы записать фараонскую мудрость. – Не пиши это! – зыркнул на него Ишзахотеп. – Я уже начал, – пожал плечами писарь. – Что мне теперь, папирус выбрасывать? – Покажи, что написал. «Жрец». Во-первых, допиши «верховный жрец»… А дальше так: «царю второй отец». Во, теперь мудро.

– Ещё немножко, государь, – подал голос художник. – Расправьте плечи, а лицо поверните вправо. Вот так, замечательно. В правом углу покоя, у постамента богини Бастет, резвились четыре котёнка – боролись, кувыркались, выскакивали друг на друга из засады. И мать их, чёрная придворная кошка Миу, не делала им никаких замечаний. – Кс-кс-кс! – позвал Охламоша. Миу неторопливо приблизилась к трону и потёрлась шеей о фараоновы сандалии. Тётя Нефырчити дернула щекой, но смолчала. Да, кошка – существо божественное. Так что ж теперь, и блохи у неё божественные? И запах, которым дворец на века пропитался, тоже божественный? И вообще, скоро во дворце ступить будет некуда – куда ни пойдёшь, через божество упадёшь… Миу, словно уловив принцессины мысли, одарила её высокомерным взглядом, запрыгнула к царю на колени, улеглась в позу сфинкса и замурлыкала. Художник заторопился запечатлеть улыбку на царских устах. – А можно я изображу государя как есть, вместе с кошкой? – спросил он. – Больно уж хорошо сидят. – Нельзя! – в голос ответили Нефырчити с Ишзахотепом. – Рисуй как положено, без отсебятины. – Охламоша, прикрой улыбку. Ты ведь не хочешь остаться в вечности Охламоном Беззубым. Да перестань ты щекотать кошку бородой! – А вы мне отвяжите бороду, – потребовал царь. – Тогда не буду щекотать. Ну отвяжите, она колючая. – Потерпи немного. Сейчас придут послы хеттские, после ещё надо мерку для гроба снять, а там уж пойдёшь играть в пирамидки. Верховный жрец, глянув на солнечные часы, жестом отослал художника и велел впустить послов. В парадный покой вошли люди в смешных одеждах, поставили перед тронным возвышением какой-то сундук под покрывалом и сами распростёрлись ниц. Охламон Четвёртый кивнул, и принцесса Нефырчити произнесла:

– Великий владыка Верхнего и Нижнего Египта повелевает тебе, чужеземец: встань и говори! Поднялся светлокожий бородатый посол и принялся перечислять заковыристо-цветастые титулы – сначала Охламоновы, потом своего хеттского царя. Юный фараон не слушал. Кошка Миу вздыбила шерсть, выгнула крюком хвост и со сдержанным стоном напряженным зигзагом приближалась к принесённому посланцами сундуку. – А что там, подарки? – Охламон показал на сундук пальцем. Посол сбился на полуслове и ответил:

– Да, это властитель хаттейский посылает тебе в знак братской любви самое дорогое, что у него есть. И тут никто не успел остановить Охламошу – царь соскочил с трона, подбежал к сундуку и сбросил с него узорчатое покрывало. Это оказался не сундук, а деревянная клетка, в которой щурился огромный, пушистый, серый… – Ой, котик! – воскликнул фараон. – Откройте клетку! – О, Амон! – простонала Нефырчити. Но громче взвыла Миу, хозяйка дворца – бросилась на пришельца, не дав ему ни оглядеться, ни потянуться – и пронзительно рычащий, фырчащий клубок понёсся по царскому парадному покою, теряя клочья чёрной и серой шерсти, роняя на пути священные сосуды, опрокидывая стульчики из драгоценного дерева, заставляя людей шарахаться и толкать друг друга не по чину. Не растерялся только верховный жрец – схватив узорное покрывало, бросился ловить дерущихся кошек – поймать не поймал, так хоть выгнал из покоя в коридор и оттуда во двор. Переживал писарь – уворачиваясь от безумного «царского подарочка», он махнул своей коробочкой с тушью, при этом чёрная брызнула на посла, а красная – в глаз принцессе Нефырчити. Сейчас-то правительница убежала умываться, но когда вернётся – будет пострашнее разъяренной кошки… Главный посол что-то сказал своим спутникам. Поклонившись золочёному трону и подхватив пустую клетку, посольство с достоинством поспешило к выходу. А фараона на троне не было. Лежала на сиденье фальшивая борода, заплетённая в колючую косичку. Валялись рядом фараонские сандалии. Но Ишзахотеп, верховный жрец, знает, где искать государя. Вон там, на берегу Нила, где мальчишки пускают по течению засохшие навозные лепешки и кидаются комьями липкого ила.