Текст:Драгунская Ксения. Приключения папы (ж. Кукумбер 2001 № 6)
Драгунская Ксения — Приключения папы
Мама принесла домой морское чудище. Оно было здоровенное, усатое и с клешнями. Когда нас водили в музей естествознания, я видел там таких в банках, только они там дохлые уже, заспиртованные. А этот бедняга – замороженый. – Это королевский лобстер, – сказала мама. – Нам на ужин. Знаешь, полезный какой? Мама села на диету. Вчера она специально ездила загород, чтобы набрать листья молодых одуванчиков и крапивы для салата. А сегодня, значит, морское чудище. Стали мы с мамой его варить. Мама приправ всяких в кастрюлю горстями сыпет, лобстер булькает, варится, даже окна запотели. Салатик из одуванчиков нарезали, тут папа входит. Потянул носом и говорит:
– Чем это несёт прямо с первого этажа? Опять, что ли, трубу где-то прорвало? Безобразие! Я сказал: – Пап, ты что, это же наш ужин. Лобстер королевский. Знаешь, полезный какой? Папа заглянул в кастрюлю и опять потянул носом. – Очень интересно, – сказал папа. – Я работаю по шестнадцать часов в сутки, иду домой, мечтая о бифштексе, а меня в родной семье встречают вареными тараканами. – Иногда полезно посидеть на диете, – сказала мама. – Разгрузить свой организм, подпитать йодом, морскими витаминами… – Хорошо, уговорила. А на гарнирчик что? – Салат из молодых одуванчиков, – похвасталась мама. – С крапивой. – Я что, кролик, что ли? – взвыл папа. – Одуванчик богат витаминами и микроэлементами, – сказала мама. – И вообще, сейчас май, и надо благодарно пользоваться тем, что даёт нам природа. Это очень омолаживает организм. Мы стали есть лобстера. А что, ничего! Тем более, что я ел лобстера первый раз в жизни, и поэтому загадал желание. Даже целых три – чтобы в Африке побывать, чтобы лето было не дождливое, и чтобы все собаки и кошки стали пуленепробиваемыми. Мы с мамой съели лобстера с удовольствием, а папа всё ворчал и морщился, особенно, когда жевал одуванчики с крапивой. После этого он нажарил себе шпикачек с кетчупом и заметно подобрел.
– Ты, папа, совсем не печёшься о своем здоровье, – сказала мама. – Неправильный ты какой-то.
– Может, ты «бэшка»? – догадался я. – Вот я – «ашка», и мама тоже в школе была «ашкой», а ты, наверное, «бэшка». – Да, – сказал папа гордо. – Я учился в классе «Б». – Так вот оно что, – мама даже перестала есть одуванчики. – И почему я не поинтересовалась этим до свадьбы? – Но потом перешел в «А», – поспешил добавить папа. – Значит, ты, папа, как Раппопорт. – Что за Раппопорт ещё? – Псих один с нами до третьего класса учился. Круглый отличник, а шуток не понимает. Ему говорят «Раппопорт-аэропорт на колесиках приехал», а он ябедничает, что это неприличные слова. Потом ему однажды случайно четвёрку по математике поставили, его мама обиделась и перевела его к «бэшкам». – У вас там вечно неизвестно что творится, – нахмурился папа. Папа с самого начала предлагал отдать меня в военное училище с преподаванием ряда предметов на китайском языке, потому что оно ближе всех к дому. Но мама решила, что лучше мне учиться в той же школе, в которой училась она. Потому что, во-первых, ее там все хорошо помнят – (в седьмом классе мама участвовала в поджоге школы), а во-вторых, фамилия-то у меня другая, никто сразу не догадается, чей я сын, а если вдруг что, мама всегда придёт и разберется. И тут я вспомнил. – Наша Жанна Аполлоновна говорит, что мои родители совсем не участвуют в жизни класса. Вот бабушка Савченко цветочки в горшках подарила, потому что у Сашкиного младшего брата на них аллергия. Мама Насти Зашкиркиной двух черепашек принесла, а то они по ночам очень шуршат и топают. Все в жизни класса участвуют, а вы – нет. – Давайте тоже что-нибудь ненужное в класс подарим, – согласился папа. – Ага, – обрадовалась мама. – Бабушку или дядю Владика. – Вот не хотел я его в твою школу отдавать, – с горечью сказал папа. – Из этой школы все такие, как ты, получаются. Которые родного мужа голодом уморить готовы, а всех родственников в живой уголок сдать мечтают. – Во всяком случае, ты должен сходить к учительнице, познакомиться, поговорить по душам, – решила мама. – Учительницы это просто обожают. – Может, лучше ты? – жалобно спросил папа. – Нет уж, – сказал я. – Маму прибережём для аварийного случая. Еще с вечера папа договорился на работе, отложил все важные дела и стал собираться в школу. На специальную бумажку папа записал имя-отчество Жанны Аполлоновны и что я учусь в пятом «А», и в каком кабинете этот пятый «А» находится. Мама нагладила ему белую рубашку, я начистил ботинки, дворник дядя Лёша вымыл папину машину. Утром папа как следует набрызгался одеколоном, и сказал, что надеется быть в школе часам к трём, как раз, когда ученики разойдутся и можно будет поговорить с Жанной Аполлоновной и произвести на неё приятное впечатление. В школе я предупредил Жанну Аполлоновну, что папа обязательно зайдет к ней сегодня, чтобы поговорить о жизни класса и о моём воспитании, а сам поскорее смылся домой сразу после шестого урока. А дальше вот что было. Поскольку полдня папа был на работе и занимался всякими важными делами, он как-то замотался. (Взрослые обожают это слово. А спроси их – во что замотался, или чем замотался, ни за что не смогут ответить). Замотавшись, папа потерял листочек с именем отчеством Жанны Аполлоновны, перепутал, в каком я классе, не смог толком объяснить куда он идёт, и чуть не подрался с охранником. Наконец ему удалось прорваться вовнутрь. Тут его сбила с ног ватага первоклассников с продлёнки, которые мчались в столовую на бесплатный полдник – пить молоко с чёрным хлебом. Папа, можно сказать, чудом уцелел, и от испуга неожиданно вспомнил номер кабинета Жанны Аполлоновны. Но теперь, после общения с охранником и встречи с малышнёй, у папы был совсем растерзанный вид, и он зашёл в туалет привести себя в порядок. В туалете папа зачитался надписями на стенах. И с возмущением пришёл к выводу, что многие слова не только на английском, но и на русском написаны с ошибками. Папа приосанился и пошагал прочь из туалета, торопясь поскорее высказать Жанне Аполлоновне своё беспокойство по поводу преподавания языков и вообще по всем поводам. Папа поднимался по лестнице, озираясь по сторонам – как бы не выскочили еще какие-нибудь дети. В это время из-за угла на него набросилась какая-то дама. – Ну, наконец-то! – закричала она. – Мы вас ждём, ждём, а вы всё не идёте и не идёте! Бедный доверчивый папа почему-то решил, что это и есть наша Жанна Аполлоновна, и послушно пошёл с ней. Она привела его в класс, а там – целая толпа полуголых восьмиклассниц из обоих восьмых. Оказывается, у старших классов в этот день был медосмотр, и его по ошибке приняли за опоздавшего подросткового врача из нашей поликлиники. Папа еле отбился от полуголых восьмиклассниц, принял успокоительное и пошёл уже прицельно к Жанне Аполлоновне. Идёт по коридору, а наш учитель по истории Отечества, Ефим Яковлевич, что-то такое на потолке чинит, то ли лампочки вворачивает, то ли пятно от протечки ликвидирует. Он у нас страшный рукодельник, на него вся школа не нарадуется, никаких слесарей вызывать не надо. Словом, Ефим Яковлевич на потолке что-то мастерит, штукатурка вниз сыпется – прямо папе на голову. Бедный папа уже как-то ослаб от происшествий и ничего не сказал Ефиму Яковлевичу – ни про штукатурку, ни про нашу школу, ни про всю историю Отечества. С полной головой штукатурки папа кое-как дополз до нашего класса, вежливо постучал и открыл дверь. Жанна Аполлоновна с Ларисой Викторовной примеряли какие-то пляжные шлепанцы, потому что уже весна, и вообще скоро лето.
И тут – то ли лобстер с одуванчиками подействовал, и папин организм резко омолодился, то ли Жанна Аполлоновна тоже за свой рабочий день здорово замоталась, то ли она просто была без очков, – она увидела, что папа в дверь заглядывает, и усталым таким голосом ему говорит:
– Мальчик, ну что ты тут ходишь? Что тебе надо? Сколько раз повторять – олимпиада по географии в следующий четверг! Папа ничего не ответил, просто ушёл, и поскорее позвонил на работу – предупредить, что берёт недельный отпуск и уезжает в оздоровительный центр для людей, переживших сильные нервные потрясения. А нам с мамой папа вечером сказал:
– Ноги моей больше там не будет! Сами ходите в свой сумасшедший обезъянник номер тридцать – семьдесят шесть. Ну и зря, между прочим. Мы с мамой любим нашу школу. Смешная она у нас.