Текст:Миримский Самуил (С.Полетаев). Атунка (ж. Кукумбер 2006 № 9)

Миримский Самуил (С.Полетаев) — Атунка

Незадолго до отхода поезда у вагона появился малыш. Он встряхнул рюкзак на плечах, оглянулся и помахал кому-то рукой. Я стоял в тамбуре, всмотрелся в провожающих, но так и не понял, кому он махал. – Ты с кем? – спросила проводница. – Я один, – ответил мальчик и предъявил билет. – Папа в отъезде, а у мамы тренировка. Проводница уставилась на меня: не имею ли я к мальчику отношение? Я пожал плечами. – Третий случай такой у меня, – сказала она. – Малышей одних отправляют. Ну что я с ним буду делать? Может, приглядите за ним? Я ничего не имел против, тем более что мы оказались в одном купе. Видимо, самостоятельно ездить мальчику приходилось не впервой, он по-свойски кивнул соседям в купе, сбросил рюкзак и озабоченно посмотрел на верхнюю полку. Я предложил ему поменяться – мне полезть наверх, а ему остаться внизу, но он критически оглядел меня и покачал головой. – Если я упаду, со мной ничего не случится, а вот вы упадете, то разобьетесь. – Это почему же? – А потому, что вы старый. Я ещё не считал себя стариком, но не стал с ним спорить, подал ему наверх рюкзак и заметил в воспитательных целях, что он хоть и неразбиваемый, всё же зазнаваться не следует. – Вот наши соседи тоже известные люди, а не хвастаются. – А чем они известные? – Ну как же – дядя Вася известный шофёр из пятого автопарка, а тётя Дуся чемпион по вязанью. Пока мы едем, она дяде Васе свитер свяжет. А тебя как зовут? – Мика Стеклов. А вас?

– Робинзон Крузо. Будем знакомы. Соседи улыбались, следя за тем, как мы изо всех сил стискивали друг другу руки. Видимо, чудеса были для него обычным делом. – А почему вы один? – спросил он. – А кто должен быть ещё? – Где ваш Пятница? Мы удивились – шестилетка, а уже столько знает всего. – Понимаешь, какое дело, – стал выкручиваться я. – У меня командировка, а у Пятницы много дел на острове. А ты откуда знаешь про него? – Так мне же мама читала про вас. Судьба Пятницы не очень интересовала его, Мика туг же, не теряя времени, вытащил из ножен картонный меч, пристроился к окну и зататакал, короткими очередями расстреливая семафоры и ремонтных рабочих в оранжевых жилетах. В вагоне вдруг потемнело. Показалось, что мы въехали в туннель, но на самом деле за окном выросла туча, низко опустилась над поездом и стала отстреливаться молниями. Раздался гром, и посыпался крупный дождь – сперва по крыше вагона, потом в открытое окно. Тётя Дуся бросилась оттаскивать мальчика, но он не дался. – Атунка, на помощь! Ко мне, Атунка! Высунувшись из окна, Мика воинственно размахивал мечом и кричал, призывая на помощь Атунку, а мы переглядывались, ничего не понимая. Кто такой Атунка? И как он мог нам помочь? Но так или иначе, с его ли помощью или с чьей-то другой, вскоре дождь прекратился, на столике сверкали косые капли, из-за туч брызнуло солнце. И только после этого Мика сдался на милость тёте Дусе, позволил стащить себя на сиденье и протереть лицо полотенцем. Он задвинул меч в ножны и устало вздохнул. – Скажи, пожалуйста, кто такой Атунка? – спросил я, коснувшись его плеча. – Он мой друг, – ответил Мика. – Он тучи прогнал. Сказано было всерьёз, и нам, взрослым, ничего не оставалось, как согласиться и только гадать, какая связь между дождем и Атункой. – Он что, метеоролог? – поинтересовался я, настраиваясь на шутейный лад. – В бюро погоды служит? – Он нигде не служит. Он со мной живёт и выполняет все мои приказания. Тётя Дуся вопросительно посмотрела на меня: понимаю ли я что-нибудь? Дядя Вася заинтересованно подался вперёд. Мне пришлось взять следствие в свои руки. – Вот ты говоришь – Атунка, Атунка, кричал тут, призывал Атунку, а кто он такой? Что за личность? Почему мы его не видели? Он невидимка, что ли? Не удивляясь моим вопросам, Мика терпеливо объяснил, что Атунка никакой не невидимка, а очень маленькое существо, которое может превратиться в птичку, жука, муравья и даже в человечка, и что у него много всяких дел, а живёт он у Мики под кроватью, но может жить и в лесу, и в поле, питаясь росой и лунным зефиром. Что такое лунный зефир, я спрашивать не стал, подозревая, что разные подробности возникали в его рассказе неожиданно для него самого. Тётя Дуся взялась за прерванное вязанье, а дядя Вася, почуяв вкус к детской игре, хлопнул его по коленке. – Так-так-так, – сказал он добродушно, едко прищурив глаз. – Стало быть, говоришь, что он может летать? – Конечно! – А скажи в таком случае, на каком он горючем летает – жидком или твердом? Дядя Вася подмигнул – дескать, посадил парня в калошу, но Мика не смутился и спокойно объяснил, что Атунке всё равно, на каком горючем летать, он может передвигаться и без горючего – вместе с ветром или зацепившись за любой пролетающий предмет – самолет, ракету или птицу. Может летать и на лунном луче и даже от мысли. Дядя Вася нахмурил лоб, пытаясь переварить последнее сообщение, но это оказалось ему не по силам, он крякнул и сокрушенно спросил:

– А где он находится в данный момент?

– В данный момент? – переспросил Мика, стараясь запомнить новое для него выражение. – В данный момент он спит под вагоном. Все мы, взрослые, невольно посмотрели на пол, вслушиваясь в грохот колес. Игра игрой, а может, и вправду кто-то спит под вагоном? Тётя Дуся оставила своё вязанье, испуганно заглянула ему в глаза. – А он не разобьётся? – Так он же маленький! Лежит себе в щелочке и спит. Вообще он очень любит спать. Ответы мальчика были молниеносны. Видимо, он хорошо знал Атунку, для которого не было ничего невозможного. Первым из игры выбыл дядя Вася – он отвалился к стенке и вытащил сигарету, собираясь выйти покурить, но я не сдавался. – Ты говоришь, он очень любит поспать? Значит, он большой лентяй, твой Атунка? Но Мика не ответил. Ему стало скучно с нами, наверно. Он взобрался на свою полку, вытащил из рюкзака большой цветастый блокнот и стал дырявить его перочинным ножом. Вид у него был отрешенный, он ушёл в себя, решая в уме одному ему известную задачу. Вскоре пассажиры узнали, что мальчик едет один, в купе то и дело заглядывали любопытствующие. Чтобы его не отвлекать, я вышел в коридор и устроил маленькую пресс-конференцию. Тот факт, что мальчик едет один, почему-то больше всех взволновал седовласого плотного грузина, которого в вагоне почтительно называли дядей Гиви. Я объяснил, что отпускать ребенка одного в дальний путь принято в некоторых странах и что нам, россиянам, негоже отставать от иностранцев, и что нет ничего плохого в том, что родители доверяют ребенка посторонним людям, что все мы одна семья, наконец, хотя как будто и живём теперь в разных странах. Я заверил, что ничего страшного с мальчиком не произойдёт, потому что на вокзале его встретят бабушка и дедушка.

– Вообще-то говоря, он не совсем один, – сказал я, оглядываясь на двери куце. – У него есть друг Атунка, который всегда придёт ему на помощь. Дядя Гиви вскинул густые брови. – Атунка? Кто такой Атунка? Объяснить ему, кто такой Атунка, я не успел. В конце коридора послышались странные звуки. Они то затихали, то нарастали, переходя в тоскливое гуденье. Не гроза ли опять надвигалась на нас? Из купе выглядывали встревоженные лица. – Не знаете, что это такое? – Сейчас пойдём и узнаем, – сказал я. Несколько пассажиров увязалось за мной. Мы приоткрыли крайнее купе и увидели девочку, лежавшую на полу. Рядом сидела женщина и плакала. – Что-нибудь случилось? – спросил я. Женщина подняла измученное лицо. – Ой, люди, не знаю, что и сказать. Всё было хорошо, пока она не вспомнила Линочку. Услышав слово Линочка, девочка забила кулаками по полу. – К Линочке хочу! – загудела она. Пассажиров, сбившихся в дверях, растолкал дядя Гиви. – Линочка – другая ваша дочка? – спросил он. – Ой, да что вы! С одной не знаю, как справиться. Линочка – это её кукла. Дядя Гиви удивленно вскинул брови. – Какая-нибудь особенная кукла? Делает глазами вот так? – Он выпучил глаза и заворочал ими, как колесами. – Или говорит ма-ма? – Та обыкновенная кукла! Девочка затихла, прислушиваясь. Женщина вышла, прикрыла за собою дверь и шёпотом сообщила, что дочка недавно переболела корью и, пока лежала в больнице, не расставалась с куклой, а когда выздоровела, куклу пришлось сжечь и объяснить дочке, что Линочку отправили в санаторий на поправку. Натка не вспоминала про неё, а в дороге вдруг спохватилась и стала уверять, что Линочка вернулась и ждёт её дома. И требовала повернуть поезд обратно. Пассажиры взволновались, советуя разные вещи, но верх надо всеми взял дядя Гиви. – Нет положения, из которого нельзя найти выхода, – сказал он тоном, каким читают постановления. – Сам вырастил семерых и знаю, как разговаривать с детским народом. Дядя Гиви расправил пышные седые усы, склонился над девочкой и закудахтал, как курица. – Кох-кох-кох! Дядя Гиви довольно огляделся на пассажиров и закричал, как петух. – Ки-ки-ри-ку! Получилось очень похоже, словно мы попали в курятник. Девочка подняла голову. Дядя Гиви осторожно взял её за плечи и стал поднимать. – Сейчас посмотрим, как наша девочка улыбается. А ну, покажи, красавица, зубки, покажи, как мы умеем смеяться. Натка какое-то время покорно смотрела на улыбающиеся лица и вдруг опять заревела. – Хочу к Линочке! К Линочке отвези! Номер с курятником сорвался; Дядя Гиви обиделся, вышел из купе и закурил, чтобы немного успокоиться. – Дай ей Линочку, понимаешь! А где взять эту Линочку? Из соседнего купе выглянула женщина с большой куклой в белом атласном платье и толстой жёлтой косой. – Это я везу племяннице, – сказала она. – Дайте ей, пусть поиграет. Дядя Гиви преобразился. Он швырнул сигарету в окно, придирчиво осмотрел куклу и поцокал языком. – Замечательная барышня! – сказал он и торжественно, держа куклу подмышки, как самовар, вошёл в купе и посадил её рядом с Наткой. – Вот твоя Линочка! Натка уставилась на куклу истерзанными глазами. Вспышка радости сменилась разочарованием. – Это не Линочка, – сказала она и отпихнула куклу. Дядя Гиви развел руками.

– Какое это имеет значение? Ты посмотри на неё – она даже лучше Линочки! – Она противная! – Вай, что она такое говорит! Она очень, очень даже хорошая! – Нет, плохая! Она гадина! Натка схватила куклу и остервенело стала рвать её. – Ты эти штучки брось! – заорал дядя Гиви, отнимая куклу. – Сейчас остановлю поезд и сдам тебя в милицию! Уважаемая, возьмите вашу куклу и простите, что она испортила её. – Спасибо, не волнуйтесь, я всё поправлю. Дядя Гиви, воспитавший семерых детей и знавший, как общаться с детским народом, потерпел скандальный провал. На него жалко было смотреть. Он утирал лоб и желчно сплевывал в открытое окно. Девочка по-прежнему стонала на полу. – Нет ли врача среди нас? – забеспокоились пассажиры. – Надо поискать по вагонам. – Вы уж извините, что так получилось, – причитала мать. – Разойдитесь, – сказала проводница. – Дайте людям пройти! Я стоял в стороне от толчеи, захваченный этим странным поединком. Мало кто понимал, что происходит. Мне было ясно, что никакой врач не поможет беде и что любые наши взрослые хлопоты в прах разобьются о несокрушимую детскую печаль по Линочке, с которой девочка вместе перебедовала. Какой ужас, если бы вдруг она узнала, что куклу сожгли! Как же ей помочь? И вдруг меня осенило – Атунка! Вот кто мог бы спасти положение! Я заторопился в своё купе. – Послушай, Мика, ты не можешь девочке помочь? У неё очень большое горе… Мика не стал интересоваться подробностями, взял кое-какие вещи из рюкзака и деловито отправился за мной. Я вызвал мать, попросил её на время перебраться в наше купе и оставить детей вдвоём, а сам остался у приоткрытой двери – узнать, что будет дальше. А дальше не произошло ничего особенного. Видно, Мика не понял, о чём я просил его. Увидев девочку на полу, он просто обошел её, пристроился к окну и выставил наружу продырявленный блокнот. Он поворачивал его с боку на бок, прислушиваясь к возникающим звукам. Это был невиданный музыкальный инструмент, работавший от встречного ветра. Блокнот дребезжал, шелестел и вырывался из рук, издавая звуки, похожие на мычанье. Натка, всё время скулившая, вдруг замолкла. Ей показалось, что кто-то передразнивает её. Она подняла голову и увидела незнакомого мальчика. Откуда он здесь? Может, он залетел в окошко? Она поднялась с пола, вытерла нос рукавом и толкнула его в спину. Мика не шевельнулся. Она толкнула ещё раз. Тогда он осторожно втянул музыку в окно и молча уставился на грязную незнакомку. – Ты кто? – спросил он. – Я Натка. А ты кто? – Я Мика Стеклов. – А зачем ты тут? – Я музыку делаю. А тебе что? – Я тоже хочу. – Ну смотри, только не мешай. Натка взобралась на сиденье и пристроилась рядом. Мика выставил блокнот наружу и стал поворачивать, на этот раз извлекая звуки, похожие на утиный кряк. Потом заквакали лягушки. Потом закричали грачи. Просто удивительно, что все эти звуки рождал дырявый блокнот, вбирая в себя летевшие навстречу воздушные потоки. Ветер расплёл Наткины косички, ленточка щёлкала, как флажок. – Дай, я тоже буду делать музыку! – потребовала она. – Нельзя, – сказал Мика. – Сейчас Атунка остановит поезд. Тпрррру! Поезд замедлил движение. Вагоны стукнулись и подкатили к платформе. Под окнами бегали женщины и предлагали фрукты. – Что хочешь, яблоки или сливы? – спросил Мика. – Сливы, – сказала Натка. – Атунка, сливы! Мика привязал к ремешку пилотку, положил в неё денежку и опустил вниз. – Тётенька, насыпьте Атунке сливы! Сказал он тихо, но я всё же расслышал и был немало удивлен, когда он, поболтав пилоткой, как ведерком в колодце, вытянул её наверх, полную слив. – Атунка, трогай! – крикнул Мика. – Атунка, трогай! – подхватила Натка. Вагоны потёрлись друг о друга и послушно покатились по рельсам. Ребята уселись за столик и стали есть сливы, откладывая косточки возле себя. Когда со сливами было покончено, Натка порылась в маминой сумке и достала бутылку с молоком. – Ты пей сперва, – сказала она, – а потом я. Мика встряхнул бутылку и посмотрел в неё насквозь. – Простоквашу я не люблю, – сказал он. – Я тоже, – сказала Натка. – Пусть выпьет Атунка. – Не отвлекай его. Атунка сейчас переводит стрелки. Лучше давай музыку делать. Мика выставил музыкальный блокнот из окна, Натка ухватилась за него с другой стороны, и теперь они вместе извлекали из него взвизги, дребезг и громы, похожие на джаз. Вдруг послышался шум идущего навстречу поезда, заслонившего поле и солнце. Пришлось втянуть музыку в вагон. Натка вздохнула. Лицо её опечалилось, и вздрогнули губы. Она заглянула Мике в глаза и тихо спросила:

– Атунка может всё-всё? – Конечно! – А может он Линочку к нам привезти? Мика нахмурил лоб и задумался. От нетерпения я пробрался в купе и сидел с краешка, превратившись в слух. Ребята не обратили на меня внимания. Мика строго посмотрел на девочку. – Атунка всё может, только Линочку он не привезёт. – Почему?

– Потому что Линочке некогда. У неё нет времени с тобой играть. Она же доктор и лечит детей. Разве ты не знаешь? – Н-нет… – Теперь будешь знать и не задавать глупых вопросов. Понятно? – Понятно. Мне тоже стало понятно. Оказывается, Мика помнил всё, о чём я ему рассказал. Ребята пересчитали сливовые косточки и стали расстреливать бегущие навстречу леса, перелески, отдельно стоящие деревья и облака. Когда кончились косточки, они стали татакать. Этим делом дети, как известно, могут заниматься бесконечно, поэтому я поднялся и пошёл в конец вагона, где меня ожидала Наткина мать. – Все в порядке, – сказал я. – Атунка выручил. Наутро поезд привез пассажиров в большой южный город. Дядю Гиви встретила шумная толпа – это были его родные, дети и внуки. Спящую Натку на руках унесла счастливая бабушка. Пассажиры, ещё недавно жившие одной большой семьёй, распались на отдельных людей и заторопились по своим домам. В общем потоке я ещё различал некоторое время пожилых супругов, державших за руки Мику. Я невольно оглянулся: где-то сейчас Атунка? Может, всё ещё спит под вагоном? Или парит над городом, не теряя из виду своего повелителя? Кто знает, может, он семенит рядом или спит у Мики в кармане – ведь он такой крошечный, разве его разглядишь…