Текст:Тарковский Арсений. Марсианская обезьяна (ж. Кукумбер 2003 № 10)

Тарковский Арсений — Марсианская обезьяна

МАРСИАНСКАЯ ОБЕЗЬЯНА Мой брат Валя, третьеклассник, собирался выступить в гимназии с рефератом о Марсе. Целые дни и ночи напролёт он читал учёные книги и чертил на картоне марсианские полушария по два аршина в поперечнике. Не было такого циркуля на свете, каким можно было бы вычертить круги достаточного для наглядности размера, и Валя делал это с помощью верёвки. Он говорил:

– Так поступали древние греки. У них не было циркульных фабрик, а верёвки были. Архимеду тоже были нужны круги. И Гиппарху. Значит – они пускали в ход верёвки. В басне у Эзопа рассказывается, как один философ свалился в яму, и его вытаскивали на верёвке. Папа называл Валю Страфокамилом. Мое прозвище было Муц. Но прозвище было неправильное, в нем было что-то лошадиное, а я тогда считал, что я обезьяна. Больше всего я интересовался обезьянами: стремился удовлетворить тоску по сородичам. – На Марсе есть обезьяны? – Не задавай дурацких вопросов, – отвечал Валя. – Наука этого не знает. – Много она знает, твоя наука, – сказал я. – Даже про обезьян не знает. Я вот всё знаю про обезьян – и где живут, и что едят, и как блох ищут. Они ищут блох вот так. И я искал блох с совершенством: уж очень я любил обезьян. – Не мешай, – сказал Валя. – Уйди из комнаты. – И, выпятив грудь колесом, произнёс не своим голосом: – Милостивые государыни и милостивые государи! В тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, впервые в истории человечества, в Милане великий итальянский астроном Скиапарелли нанёс на карты каналы Марса. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году… – Подожди, – перебил я брата. – Подожди немножко, посмотри, как они ищут, если блоха на спине! Тут Валя затопал ногами и вытолкал меня из комнаты. Из-за двери доносился его голос:

– В тысяча восемьсот семьдесят девятом году, в следующее, более благоприятное великое противостояние, тот же самый великий итальянский астроном Скиапарелли в Милане открыл новое таинственное явление: двоение марсианских каналов… – Валя, пусти меня, я буду тихий, – молил я, – тихий, как марсианская обезьяна. Но Валя был занят своими каналами и не обратил на мои мольбы никакого внимания.

И вот наступило торжественное воскресенье. Мы отправились в гимназию. Валя шел впереди и нёс на голове свои гигантские полушария. Мы с папой несли конспекты, диапозитивы для волшебного фонаря и учёные книги. Мама ещё не успела одеться. Она прибыла в гимназию к концу реферата. Она всегда опаздывала. Реферат имел успех. Гимназисты, учителя и родители аплодировали изо всех сил. Равных этим полушариям и туманным картинам с каналами не было на свете. Физик Папаригопуло хвалил Валю, а Валя стоял красный от смущения, как марсианская суша на картах у него за спиной. Я гордился братом и был счастлив, потому что любил его не меньше, чем обезьян. Но мне тоже захотелось блеснуть перед публикой. Потеряв голову от Валиного успеха, я выбежал вперед и крикнул:

– А теперь я покажу, как марсианские обезьяны ищут блох! И стал показывать. Никогда ещё я не ощущал такого прилива вдохновения. Никогда ещё мои телодвижения не были в такой мере обезьяньими. Но мама схватила меня за рукав, подняла с пола и зашептала громко, на весь зал:

– Какой позор! Боже мой! Какой позор! При всей гимназии! При самом Мелетии Карповиче! Ты! Чтобы удовлетворить свое глупое тщеславие! Компрометируешь Валю и меня! Перестань размахивать руками! Слышишь?! Перестань скалить зубы! Я пришел в себя и плакал до самого дома. А дома Вале подарили серебряный рубль и устроили пир в Валину честь. И я понемногу утешился, а Валя сказал:

– Милостивые государыни и милостивые государи! Разрешите мне поблагодарить вас всех за теплое участие и сочувствие к успеху – не моему, а современной наблюдательной астрономии. Мы все закричали «ура» и снова аплодировали Вале. И Валя сказал благосклонно, как Александр Македонский, победивший Дария:

– Мама, пусть Муц покажет теперь, как обезьяны ищут блох! Из любви к нему я хотел показать своё искусство, но уже не мог: оно сгорело у меня в сердце.