Текст:Москвина Марина. Все мы инопланетяне на этой земле (ж. Кукумбер 2005 № 4)

Материал из Буквицы
Перейти к навигации Перейти к поиску

Москвина Марина — Все мы инопланетяне на этой земле

Художник: Тройкин Федор

Гале Демыкиной Каждую субботу с воскресеньем я надеялся, что папа побудет дома. Мы будем болтаться по улицам, сходим в тир, покатаемся на водном велосипеде… Но мой папа ничего этого не мог. Все воскресные дни напролёт он ходил на курсы изучать летающие тарелки. Случилось это так. Однажды он выбежал из комнаты и в своих чёрных кожаных шлёпанцах заметался по квартире. – Люся! – закричал он. – Люся! Где мои туристские ботинки? – А что за спешка? – спрашивает мама. – Я уезжаю! – Куда? – На Шамбалу! – говорит папа. – Это далёкий горный край. Там живут космические пришельцы. Шамбала зовёт меня. – Ты в своём уме? – спрашивает мама. – Я поливал цветок, – сказал папа. – И я его спросил: «Скажи, есть на свете Шамбала, люди не врут?» – И ОН НАКЛОНИЛСЯ! — «А Шамбала меня зовёт?» – НАКЛОНИЛСЯ!!! – Я сейчас врача вызову, – сказала мама. – Не веришь?! – вскричал папа. – Идём, я тебе покажу! Мы зашли в комнату, а из папиного шкафа всё вынуто, и он на кучки раскладывает ледоруб нержавеющий, наш общий карманный фонарик, термос, чай, кипятильник, зубную пасту и зубную щётку. Папа близко подвёл нас к цветку – к ваньке мокрому на подоконнике, и спрашивает у ваньки: – Ваня, Шамбала меня зовёт? Тот не шелохнулся. – Ну ответь мне, ответь, – стал упрашивать папа. – Ты же мне говорил… В общем, когда он спросил несколько раз, ванька поклонился. – Видели? Видели? – закричал папа. – При вас он ещё не очень. А когда мы с ним были одни… – А где это расположено? – спрашивает мама. – Горы Гималаи, страна Непал, – гордо и свободно отвечал папа. – Я звонил, узнавал: самолёт в семнадцать сорок. – Самолёт – КУДА? – В Катманду! – Кто тебя там ждёт, в этой Катманду? – Мама встала у двери в прихожей. – Ты и языка-то не знаешь. Ни визы, ни валюты… С инопланетянами собирается встречаться! А у самого ум – как у ребёнка… Короче, мы отговорили его. Папа плакал в семнадцать сорок, когда улетел самолёт. А наутро взял и записался на курсы изучения летающих тарелок. Он совсем забросил нас, землян. Он раскрыл сердце космосу. И мы, папины близкие, – я, мама и наша такса Кит – посыпались из его сердца, как горох. Он смотрел на нас равнодушными глазами, а когда я на даче опился парным молоком, он сказал безо всякого сочувствия:

– Ничего, такова жизнь. Приехал на курорт – погулял – заболел – выздоровел – сел в тюрьму – вышел – женился – поехал на курорт – умер. Он прекратил добывать еду, позабыл дорогу в прачечную, год не брал в руки веник. – Я уже не представляю себе папу метущим, – жаловалась мама, – а только мятущимся. Если он смотрел телевизор, и возникали помехи, папа говорил:

– Летающие тарелки пронеслись над Ореховом-Борисовом в сторону Бирюлёва или Капотни. Если мама просила его поискать в магазинах носки или ботинки, папа отвечал:

– Я ищу в жизни не ботинки и носки, а контакта с инопланетным разумом. – Мы одиноки во Вселенной! – кричала на папу мама. – Мы без конца прощупываем космос и никого пока не нащупали! А папа отвечал:

– Я смеюсь над тобой, Люся! Над твоими убогими представлениями о мире. Знаешь ли ты, что, когда художник рисовал Ленина, Ленин мечтательно посмотрел на небо и сказал: «Наверняка есть другие существа, обитающие на других планетах, обладающие другими органами восприятия из-за разницы давления и температур!»? На даче в Уваровке у нас украли с крыши трубу, с огорода украли кусты старой чёрной смородины, из колодца украли ведро. Какие-то жучки съели за зиму полдома… А папа сидел сложа руки на крыльце и говорил нам, что жизнь на Земле появилась не сама. Кто-то привёз нас с иных планет и теперь опекает, как младенцев. – От обезьян никому не хочется происходить, – грустно говорила мама. – А всем от инопланетян. А папа думал: попадись ему космический пришелец – хоть в виде мыслящей плесени или океана, краба или инфузории-туфельки, – папа, конечно, вмиг его узнает и распахнёт ему навстречу объятия. – Миша! Миша! – звала мама папу и такой взгляд давала фиолетовый. А папа думал: если я встречу представителя внеземных цивилизаций, что спрошу? Откуда вы? Откуда мы? Когда наступит дружба между народами? А мама то наденет новое платье, то испечёт пирог с надписью: «Привет Михаилу!», то свяжет папе варежки. Как-то раз, чтобы обратить на себя папино внимание, совсем остриглась под лысого. А папа уставится в окно и смотрит на кучевые облака. Небо в Уваровке на закате стоит перед глазами, как горы. С деревьев облетали листья. Такса Кит бегал за окном, обалдев от шуршания листьев. У него ноги короткие, и шуршание близко, под самым ухом. Листья летели и забывали о дереве, – как папа о нас с мамой и Китом. – Дальше так жить нельзя! – решил, наконец, папа. – Надо обратиться к космическому разуму через Организацию Объединённых Наций. Я люблю определённость. Я хочу знать: существуют ли инопланетяне? – Все мы инопланетяне на этой земле, – сказала мама. Она помыла посуду, повесила фартук на гвоздик и… начала исчезать. Прямо на глазах. Она стала как рисунок, будто невидимая мама была обрисована тонкой линией – лиловым карандашом. Кит задрожал и полез под кровать. Папа насторожился, как боевой конь при звуках трубы. У меня голова пошла кругом. А мама превратилась в блин. Блин светящийся, огненный и лучистый. Он помаячил из стороны в сторону, вылетел в форточку и с диким грохотом стремглав улетел на небо. Мы стояли – я, папа, Кит – как окаменелые. – Профуфукали инопланетянина! – сказал папа. Он уже хотел кусать локти и рвать на себе волосы. Но наша мама, конечно, вернулась. Приходит со станции с авоськой огурцов. – Не бойтесь, – говорит. – Никуда не денусь. Не могу же я бросить вас на произвол судьбы.