Текст:Сергеев Леонид. Балбес (ж. Кукумбер 2003 № 7)

Материал из Буквицы
Версия от 10:40, 20 июля 2018; Karaby (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску

Сергеев Леонид — Балбес

Мать всегда ставила мне в пример Филиппа. Во всём. Однажды я делал планер, и мне нужен был клей; я полез в кухне на полку и нечаянно разбил две тарелки. Мать тут же сказала, что я неаккуратный, непослушный, взбалмошный и так далее, и что вот Филипп никогда не разбивает тарелки – он такой примерный мальчик. Примерный, вдумчивый, воспитанный, вежливый и так далее. А между тем Филипп был ни с чем пирог; даже не умел играть в футбол – с мячом он был беспомощен, как пёс на заборе. Целыми днями Филипп пиликал на скрипке – его готовили в великие музыканты. Я не любил Филиппа. Он это прекрасно знал. Да и как его можно было любить?! За что?! Всегда идет по двору со своей скрипкой, намурлыкивает что-то под нос и ничего не замечает вокруг, будто он на небе. Чтобы его опустить на землю, я подкрадывался сзади и хлопал его по плечу. – Привет, Бетховен! – Привет, – вздрагивал Филипп. – Ну как? – усмехаясь, спрашивал я. – Все пиликаешь? – Пиликаю, – говорил Филипп и робко улыбался. – Ну пиликай, пиликай, – насмешливо кривился я, а сам думал: «Ну и балбес». – Настоящий мальчишка должен быть спортсменом, – говорил я Филиппу, – а на скрипочках пиликают только маменькины сынки, разные парниковые цветочки. Неужели не понимаешь, что занимаешься ерундой? – Понимаю, – улыбался Филипп, – но ничего не могу с собой поделать. Привык уже. Так и говорил — «привык». Вот чудило! – Так у тебя вся жизнь пройдет, голова! – возмущался я. – Что поделаешь, – говорил Филипп и всё улыбался. Это меня уже злило по-настоящему; я готов был на него наорать, но сдерживался и снова начинал терпеливо, доходчиво ему втолковывать, что к чему. А Филипп смотрел на меня и смеялся, как дуралей. – Ты всё понял? – под конец спрашивал я. Филипп хохотал и кивал:

– Всё! Я вздыхал; ну, думал, слава богу, дошло, а на другой день опять встречал его со скрипкой. Как-то я вполне серьёзно сказал ему:

– Может, тебе помочь бросить музыку и научить чему-нибудь другому? Например, играть в футбол? И Филипп неожиданно оживился. – Конечно, помоги! Что ж ты раньше не догадался?! Всё только ругаешься! Я немного растерялся – удивился поспешности Филиппа. Мне даже стало жалко его. — Ну ты совсем-то музыку не забрасывай, – сказал я. – Играй иногда. Может, из тебя что-нибудь и выйдет. – Да нет уж! Чего там! Брошу совсем, – засмеялся Филипп. – Футболистом быть лучше, это всем ясно. Только завтра у нас в училище концерт. Отыграю его, и всё. На следующий день с утра я ходил по комнате и думал: чем бы заняться? Змея делать не хотелось, да и нитки нужно было искать. Рисовать надоело – много рисовал накануне; к тому же карандаши были не заточены. Всё ходил и думал. Но ничего стоящего не лезло в голову, как назло. А тут еще наш кот на полу нахально развалился. Пнул его как следует; засунул руки в карманы; снова хожу, думаю, и всё выглядываю во двор – не вышли ли ребята с мячом. Но ребят почему-то не было. И вдруг пришла мать и сказала, что все ребята давно на концерте в музыкальном училище, и только я прохлаждаюсь дома, потому что я невоспитанный, ленивый, взбалмошный и так далее. Прибежал я в училище, а там на самом деле все ребята с нашего двора; сидят, слушают, как играет на рояле какой-то мальчишка – запрокинул голову и колошматит по клавишам. Я присел на крайний стул рядом с Вовкой, тоже приготовился слушать, но тут мальчишка перестал мучить инструмент, и все ему захлопали. Затем на сцене появился Филипп со своей скрипкой и объявил, что сыграет пьеску, которую сочинил сам. Я хихикнул. Все обернулись и посмотрели на меня, но как-то с уважением – наверно, подумали, что уж кто-кто, а я-то знаю, какая это «пьеска». Филипп начал играть. Я отвернулся к окну и стал смотреть на солнце, а оно, словно рыжий проказник, как раз уселось на карниз противоположного дома и прямо-таки расплавляло оградительную решетку и, казалось, вниз сыпятся слепящие искры. Потом солнце немного спряталось за крышу и стало корчить мне рожицы – как бы выманивало на улицу, – «залезай, мол, на крышу, будем пускать зайцев, раскидывать стрелы, слепить прохожих, высвечивать темные закутки…» Солнце почти скрылось за домом, оставив на небе веер лучей; они вспыхивали у конька крыши и, разглаживая небо, растягивались до самого горизонта; они дрожали и таяли и, точно золотые струны, издавали звуки. Эти звуки заполнили все пространство вокруг меня, и я вдруг стал лёгким, как одуванчик. Оттолкнувшись от стула, я сразу очутился на подоконнике, распахнул окно и… полетел. Я увидел сверху нашу улицу, двор, наш дом и дом Вовки. «Как жаль, – мелькнуло в голове, — что никто не видит моего полёта. Вот бы ребята позавидовали!..» Я вернулся в училище, когда солнце совсем исчезло, и на небе потух его отсвет. Как только я опустился на стул, раздались рукоплескания. Я подумал – это приветствуют меня, мой героический полет, хотел встать и поклониться, но вдруг почувствовал толчок в бок. Повернувшись, увидел Вовку. – Здорово играет Филипп. Как настоящий скрипач! – Вовка толкнул меня еще раз. Только теперь до меня дошло, что звуки, которые я слышал, были «пьеской» Филиппа. Это его музыка так околдовала меня, что я почувствовал себя летящим. Филипп давно кончил играть, и все ему хлопали, а я все не мог опомниться. Получалось, что в жизни есть вещи не менее интересные, чем футбол, а может быть, даже интересней, важней, захватывающей и так далее.