Текст:Николаева Наталья. Вот, что я знаю о рыбах (ж. Кукумбер 2011 № 05)

Николаева Наталья — Вот, что я знаю о рыбах

– Она – рыба! – То есть как? – Запретила называть себя по имени и… плавает! Папа мужественно снял ботинки, показывая жене, что эту новость он встретил, как подобает мужчине. Не менее решительно он натянул тапки и произнёс:

– Веди меня в её аквариум, или где там она у нас плавает. Оба родителя, осторожно ступая, направились к комнате дочери. – И ничего не ест, – докладывала мама надрывным шёпотом. Папа приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в комнату проникли его глаз и нос. – Плаваешь, доча? А я вот с работы пришёл. Поужинаешь со мной? Ну, плавай, плавай. Дверь медленно закрылась. – Надо звонить тёте Вике, – решительно заявила мама, оказавшись на кухне. – И майонез, пожалуйста, – ответил папа. – Во-первых, тётя Вика – единственный врач в нашей семье, – продолжала мама. – А во-вторых, я так расстроилась, что голова раскалывается. – Стоматолог, – сказал папа. – И хлеба отрежь, пожалуйста. – Тётя Вика – заслуженный стоматолог, – гордо напомнила мама. – А курс психиатрии в институте все врачи проходят. – По-моему, ты преувеличиваешь. Наплавается и поест. Кетчуп не надо. – Она сказала, что жабрами ей дышать удобнее. – Так и сказала – жабрами? – Так и сказала. – Вот видишь! А ты расстраиваешься. Совсем недавно она букву «р» не выговаривала. А тут – рррыба и жабррры. Поставь чайник, пожалуйста. Мама всхлипнула. Папа положил вилку. – Тебя что больше беспокоит, что она не ест, или что она – рыба? Мама всхлипнула громче. Папа поднялся. – Обойдёмся без психиатрических стоматологов. Дверь в комнату дочери снова приоткрылась, освобождая пространство для папиных глаза и носа. – Плаваешь, доча? А я тут подумал, может, загрузим в тебя новую программу. Помнишь, как мы с тобой обои на рабочем столе меняли: были рыбки, стали птички. Хочешь быть птичкой? И поклюешь со мной на кухне что-нибудь. Мама сильно дернула его за руку. Папа закрыл дверь. – Говорит, птичкой не хочет. – Какая птичка?! Мы живём на двенадцатом этаже! Вы оба меня доконаете. – Выпей таблетку. Нельзя терпеть головную боль. Знаешь, что, – сказал папа, вновь принимаясь за ужин. – Я как-то случайно залил себе в ридер книгу, не помню названия, и потом случайно её прочитал. Так вот, там говорилось, что все мы носим в себе отпечаток какого-нибудь животного, типа тотема, что ли. И если его в себе обнаружить и развить… – Вторую таблетку пью, а голова не проходит, – заметила мама. – И развить, – повторил папа, – и слиться с ним, то достигнешь счастья ещё при земной жизни, типа нирваны, что ли. Мама поставила перед ним высокую чёрную чашку со свежезаваренным зелёным чаем. – Так, может, наш ребёнок нашёл своего тотема и пытается с ним слиться в поисках гармонии, – подытожил папа. – Что за чушь! Она же ребёнок! Ей четыре года пять месяцев и семнадцать дней. И не смотри на меня так. Я – мать. Я должна знать точный возраст своего ребёнка. – Вес? – потребовал папа. – Шестнадцать килограмм четыреста тридцать грамм. – Рост? – Ах, оставь! Ты сейчас потребуешь от меня показатели её артериального давления. – Я, пожалуй, допью чай и посижу в Интернете, почитаю форумы. Возможно, в её возрасте абсолютно нормально считать себя рыбой, и беспокоиться не о чем. – Я уверена, что эта зараза из сада, – вздохнула мама. – Все плохое она приносит из сада – краснуха, свинка, а теперь ещё эта рыба… – Отвлекись. Твой сериал уже начался, – посоветовал папа.

Через час папа влетел в спальню. Мама приподнялась с подушек и погасила экран. – Что? – с надеждой всматривалась она в мужа. – Что? Она престала быть рыбой? Согласилась поесть? – Оказывается, рыбы умеют издавать звуки и общаются между собой, – воодушевленно начал он. – Они цокают, хрюкают, потрескивают. Их голоса напоминают пароходные гудки, вой сирены и барабанный бой. А морские коньки даже поют во время нереста. Мама снова опустилась на подушки. – А знаешь, как рыба движется в воде? – он поднял высоко над головой указательный палец и словно отбивал им такт при каждом новом слове: – За счёт волнообразных изгибаний тела! Ты знаешь, я попробовал. – Что попробовал? – как-то уныло спросила мама. – Двигаться за счёт волнообразных изгибаний тела, то есть как рыба, – ликовал папа. – Оказывается, это такая прекрасная релаксация после целого дня за компьютером. Я иду к нашей рыбке и буду плавать вместе с ней. И тебе советую присоединиться. Ты сразу же забудешь о головной боли, – сказал папа, направляясь к двери. – Иногда мне кажется, что мне совсем не на кого положиться в этой жизни, – очень тихо, но отчётливо произнесла мама. Папа застыл в дверном проеме. – Но почему бы нам не принять её правила игры, – сказал он, немного подумав. – Она – рыба. Мы – её родители и, соответственно, тоже рыбы. Поплаваем вместе, может, она тогда и примет из наших рук червячка, чтобы своего заморить. Мама молчала, смотрела в погасший прямоугольник плоского телевизора и вдруг сказала:

– В детстве у меня был аквариум. – Ты никогда не рассказывала. – И всегда грязный – я ленилась чистить и менять воду. – Ситуация на кухне у нас сейчас не лучше, – не вовремя пошутил папа и осёкся. – Я все пыталась застать их врасплох. Я считала, что когда за ними никто не наблюдает, они должны вести себя как-то иначе, ну так, как рыбки из мультфильмов. Папа присел на край кровати. – А потом я уехала в лагерь, сразу на две смены, с подружками. А вернулась, аквариума уже не было. Мне сказали, что отдали соседям. А у меня осталось несколько книг про аквариумных рыбок. И я вдруг стала их читать. До этого ничего не читала. Только по программе, а тут прямо запоем. Папа взял маму за руку. – Но я ничего не помню. Наверное, прочитала и тут же забыла. – А я-то! – папа хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги. – А я-то марки с рыбами собирал. Он рывком раскрыл угловой шкаф и начал выкидывать из нижнего отделения какие-то папки и коробки. – Вот, – папа победно водрузил на кровать большой, чуть затёртый альбом. Они устроились на краю кровати рядышком, лицом к окну и спиной к двери. Половина альбома лежала на маминых коленях, половина – на папиных. – Это – илистый прыгун, – папа любовно ткнул в какую-то марку. – Может пребывать на суше почти два с половиной часа. Дышит через влажную кожу. Мама чуть ахнула от удивления. – А это – филиппинский бычок – самая крошечная рыбка в мире. Длиной всего пятнадцать миллиметров. – Как ты всё это помнишь? – удивилась мама. – Ведь столько лет прошло. – У меня с детства память на цифры хорошая, – смутился папа и решил исправиться: – А это, смотри, какой-то гимнарх. Вот про него ничего не помню. – Давай посмотрим в энциклопедии, – предложила мама. – Ведь есть же у нас что-то про рыб. Папа подошел к полке и достал пару книг. – Ты ищи в этой, а я здесь посмотрю. Давай, кто первый найдет, – предложил он. – Гим-нарх, трам-пам-пам, гим-нарх, трам-пам-пам, – напевал папа, перелистывая книгу. Мама искала молча. Тут на пороге спальни появилась девочка. Она жевала горбушку бородинского хлеба, недоеденную и забытую папой на кухонном столе. – Нашёл! – закричал папа. – «В реках Африки водится интересная слабоэлектрическая рыба – гимнарх, или нильская щука. Напряжение импульса у гимнарха около 4 вольт». – А у меня написано, – сказала мама, – что этих рыб очень почитали в Египте, их не ели, а делали из них мумии и изображали на фресках. Девочка забралась на родительскую кровать. – Иди сюда, – папа сгреб её рукой и усадил посерёдке. Альбом переместили на пол. В свободную от горбушки ладонь девочки легла марка с ярко-оранжевой рыбой гарибальди. – Ищем! – скомандовал папа. – Кто быстрее! И сразу зашелестели страницы. А на маленькую почтовую марку с рыбкой гарибальди падали хлебные крошки.