Текст:Брауде Людмила. Янссон Туве — Тюлевая юбка (ж. Кукумбер 2003 № 9)

Материал из Буквицы
Версия от 10:40, 20 июля 2018; Karaby (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску

Брауде Людмила — Янссон Туве — Тюлевая юбка Рубрика: Перевод

Повернув ключ, я стала ждать. Через некоторое время дверца сама собой отворилась, очень медленно, словно кто-то надавил на неё изнутри. Затем платяной шкаф выбросил чёрную тюлевую юбку, и дверца остановилась. Я повторила это множество раз. Всякий раз мамина тюлевая юбка из магазина на Микаэльсгатан вела себя, словно живая. Это праздничная юбка, которую никогда не надевают, или, скорее, это десять или сто прозрачных праздничных юбок – одна над другой, это целая гора тюля, или дождевая туча, или, быть может, траурная одежда. Я влезла в шкаф под юбку и заглянула вверх в неё, и теперь она стала кабиной лифта, исчезавшей в темноте. Я чуточку потянула её за подол. Тогда тюлевая юбка, слабо шурша, соскользнула мне на голову. Я слышала, как вешалка колышется и хрипит в шкафу. Я долго сидела тихо и пряталась. Потом я вылезла из шкафа, а юбка последовала за мной. Я продолжила свой путь по коридору, окутанная дождевой тучей, которая шуршала и бормотала вокруг меня и, когда прижималась к моему лицу, казалась шероховатой. Дома никого не было. Когда я вошла в мастерскую, туча немного рассеялась, стала прозрачной, и я увидела ножки скульптур и вращающихся шкивов, но всё вместе взятое было серо-черным, как при солнечном затмении. Каждый цвет был затемнён, и на него словно накинули траурную вуаль, да и мастерская казалась совершенно новой, такой, в какой я никогда прежде не бывала. Я поползла. Внутри юбки было жарко, а иногда я вообще ничего не видела. Тогда я начинала продвигаться в новом направлении, и предо мной снова открывались туннели чёрного света, и всё время шумел дождь. Я подползла прямо к большому рабочему зеркалу папы, стоявшему на полу против ящика с гипсом. Большое чёрное мягкое животное двигалось прямо мне навстречу. Я стала осторожной и остановилась. Животное выглядело бесформенным. Оно было одним их тех, что могут, распростёршись, медленно заползать под мебель или превращаться в чёрный туман, который всё сгущается и сгущается, пока не станет липким и не начнёт плотно обволакивать тебя. Я позволила животному чуточку приблизиться и вытянула руку. Рука поползла по полу и быстро вернулась назад. Животное подползло ещё ближе. Внезапно испугавшись, оно быстро прыгнуло наискосок и остановилось. Тут испугалась я. Я всё время не спускала с него глаз. Теперь оно шевелилось так медленно, что не видно было, движется оно навстречу или нет. Только иногда контуры его менялись, и чёрный живот утюжил цементный пол. Мне стало трудно дышать. Я знала, что мне надо убежать и спрятаться, но я не могла. Теперь оно снова покатилось наискосок к стене и больше не показывалось. Оно пряталось в разном хламе за вращающимися шкивами, оно находилось где-то среди мешков с гипсом и могло появиться откуда угодно. В мастерской стало смеркаться. Я знала, что сама выпустила это животное, и мне долгое время не удастся его поймать. Очень медленно поползла я к стене и начала скользить мимо книжной полки. Я приблизилась к занавеске и продолжала свой путь под рабочей скамьёй. Там было тесно. Все больше и больше тюля наползало мне на лицо, в глаза, в рот, и чем дальше я продвигалась, тем хуже становилось. В конце концов я застряла. Я завернулась в кокон из чёрного тюля, пахнувшего пудрой и пылью, и оказалась в совершенной безопасности. Только через год удастся мне снова выбраться отсюда, осмотреться и решить, стоит ли это делать. Если меня не озарит какая-нибудь идея, я снова заползу в кокон и останусь там и впредь. А в мастерской огромное животное отправилось на охоту. Оно выросло и превратилось во множество животных. Они обнюхивали всё вокруг, и поводили носами, и отбрасывали длинные тени по полу. Каждый раз, когда они окликали друг друга, их становилось всё больше, до тех пор пока они не заполнили всю мастерскую. Они простирались у ног скульптур. Они прокрадывались в спальню и прыгали в кровати, так что там оставались глубокие отпечатки их лап. Под конец они все вместе уселись на окно мастерской и, глядя на гавань, беззвучно завыли. Тут я поняла, что они – не опасны. Разумеется, они слышали, как другие животные воют на островке Хёгхольмен. Островок этот виделся им, словно тень по другую сторону льда, и они были вне себя. Бесконечная печаль: тёмный островок, полный снега, и холодных клеток, и бродивших туда и обратно, туда и обратно животных, которые только и делали, что выли. Я вылезла задом наперёд из-под рабочей скамьи и заметила, что на голове у меня мамина праздничная юбка, и что она вся в клочьях пыли, так что я сбросила её с себя и стала бегать вокруг, повсюду зажигая свет. Я зажгла свет в мастерской, и в гостиной, и в спальне, и распахнула несколько окон. У меня было ужасно много дел, я открыла двери тамбура и тянула вниз занавеску, я залезала на стулья и открывала печные вьюшки, и сотни чёрных животных всё время прыгали мимо меня во все стороны. Поднялся сильный сквозняк, и ветер проносился по всем комнатам прямо из гавани и уносился через крыльцо на волю. И великое множество животных стало выбегать из дома, пока не осталось больше ни одного. Они смеялись, убегая. В конце концов стало совсем тихо, и я подумала: «Хо-хо, да-да, обо всём надо позаботиться». Но теперь все прояснилось. Я положила мамину праздничную юбку в шкаф и заперла его. Потом пошла в гостиную и глянула на снежный сугроб. Он длинной кривой линией очень красиво лежал на полу и медленно рос. Влетая через окно, снежинки шептались. На островке Хёгхольмен все животные успокоились и больше не выли, потому что у них появилась хорошая компания. Гардины на окнах развевались, а некоторые рисунки на стенах чуточку приподнялись. В комнате похолодало, и она словно приобрела новый вид, а я чувствовала себя спокойно и думала, что я всё очень хорошо устроила. Собственно говоря, я лишь сделала то, что должен был сделать каждый добропорядочный гражданин. По-моему, кто угодно может выпустить на волю опасность, но вся штука в том, чтобы суметь найти для неё потом другое место.