Просмотр кода страницы Текст:Парчинская Анна. Волшебный ковёр (ж. Кукумбер 2006 № 8)


'''Парчинская Анна''' — Волшебный ковёр

Жила-была девочка, которая очень любила сказки. Особенно про всякие волшебные вещицы: перстни, лампы, кувшины и шкатулки. А больше всего – про шапку-невидимку. С нею всюду пройти можно. С ней сапоги скороходы даром не нужны – на трамвае доедешь. И скатерть-самобранку таскать с собой незачем. Надел шапку и ешь, что хочешь. А чтобы в прятки играть или напугать кого-нибудь, вещь просто незаменимая. 
Девочка, конечно, понимала, что в жизни чудес не бывает. Ну, может, раз в сто лет одно какое-нибудь и случится. Уж никак не чаще. Но никому ведь не известно, сколько лет уже прошло. Может, девяносто девять с половиной. И если упустишь случай, жди потом ещё сто лет, дожидайся. 
Девочка недавно весь шкаф обыскала, все шапки перемерила, даже летнюю бабушкину, с козырьком и надписью «Спорт». Никакого результата. За беспорядок влетело – и всё. 
Ладно, волшебная палочка – тоже здорово. Девочка даже знает, где её нужно искать. В буфете – вот где. Правда, открывать буфет девочке запрещают. Ей, вообще, всё время что-нибудь запрещают. Не мама, так бабушка. Это у них любимое занятие. Ну почему, например, нельзя лазить в буфет? Можно подумать, девочка съест их лавровый лист. В буфете, среди ложек есть одна необыкновенная, с длинной витой ручкой. Наверное, золотая. Прикоснёшься этой ложкой к Мурзику, и окажется, что никакой он не Мурзик, а заколдованный принц. «Спасибо тебе, девочка, – скажет принц, – если бы не ты, пришлось бы мне всю жизнь мышей ловить. А я их боюсь. Давай лучше поженимся». И конечно, мама с бабушкой жениться не позволят: «Какой кошмар!.. Ни в коем случае!.. У него, наверное, глисты!..» Скорее всего, девочке вообще запретят держать принца дома. Маленького Мурзика еле уговорила оставить, а уж с принцем и подавно никто церемониться не будет. Скажут, что с ним много хлопот, и выставят за дверь. А если, скажут, девочке так его жалко, пусть выносит ему еду на площадку. 
Вот был бы у девочки папа, он бы её в обиду не дал. Но найти его, наверное, трудно. «Ты долго, видать, искала!..» – говорила бабушка маме. 
Над кроватью девочки висел старый, местами вытертый до основы ковёр. На ковре были изображены Иван-царевич и Елена Прекрасная, которые с буквально отсутствующими лицами ехали по лесу верхом на плешивом волке. У Ивана-царевича, к тому же, протёрлась часть руки, но он упорно делал вид, будто держит клетку с Жар-птицей. Он-то, может, и понимал, что такой рукой ничего не удержишь. Да ведь и клетки давно уже не было. Жар-птица повисла в воздухе над серым волком. Воспользоваться свободой и улететь ей не приходило в голову – большая часть её головы исчезла вместе с шеей. Даже если бы в сохранившейся меньшей части и созрел какой-то план, осуществить его без связи с туловищем было бы невозможно. 
Девочка знала: именно такой, старый, не вызывающий подозрений коврик чаще всего и оказывается ковром-самолётом. Сядет на него девочка и полетит искать папу. Только сначала ковёр надо починить. С девочкой он, может, ещё и взлетит, а папу точно не поднимет. 
Девочка сняла коврик со стены, взяла большую иглу, толстые нитки разных цветов и принялась за работу. Сначала она вышила голову и шею Жар-птицы. Венчик сделала из бисера, а глаз из синей бусинки. Вышло замечательно. Мама и бабушка, когда увидели, просто поразились. Они даже забыли запретить трогать иголку, ножницы, а заодно, и ковёр, пока девочка не подрастёт. Лет до сорока, короче. 
Клетку девочка вышивала тонкой золотой нитью, найденной в коробке с ёлочной мишурой. «Потерпи немного, – утешала она Жар-птицу, – вернётся Иван-царевич во дворец – выпустит тебя в царский сад с акацией и сиренью». 
Приодетый и обновлённый Иван-царевич очень понравился маме. Ещё бы: голова есть, руки, ноги целы, на голове кудри, на кудрях шапка царская. Новая, нарядная, с помпоном и звездой пятиконечной. Лицо симпатичное: широкая улыбка, ну, и румянец, конечно. (Румянец и улыбку девочка всем, кроме Жар-птицы, вышила.) 
А вот серых ниток в доме не оказалось, и волка пришлось вышивать чёрными. Получалось страшновато. Поэтому к чёрной нитке девочка добавила белую. В результате волк стал сильно смахивать на бабушкину чернобурку, но только румяную и улыбающуюся. Так что, по сравнению с чернобуркой, волк выглядел довольным и здоровым. 
Наибольших усилий требовала Елена, ведь ей полагалось быть Прекрасной. Несколько раз девочка переделывала лицо и одежду. Зато глаза нашлись сразу – голубые пуговицы от маминого сарафана. Наконец работа была окончена – лети, куда хочешь. Девочка расстелила ковёр на полу и, взяв Мурзика, осторожно села подальше от края, прямо на волчью спину. 
И что вы думаете? Ковёр действительно оказался волшебным. Но это был вовсе не ковёр-самолёт. Сидя между Иваном-царевичем и Еленой Прекрасной, девочка с испуганным котом на руках мчалась по лесу на сером волке. 
– Здрассьте, – услышала она противный голос, – это ещё кто? А говорил, что холостой-бездетный. Все вы, мужики, одинаковые. Поворачивай волка! Назад едем. 
– Честное слово, Леночка, сам не понимаю, откуда взялась эта девчонка. Но я тебе всё объясню, – пообещал Иван-царевич. «Марьина или Василисина? – лихорадочно соображал он. – Скорее Василисина – на лягушонка похожа». 
– Не знаешь, откуда дети берутся, козёл? – и Елена Прекрасная злобно сверкнула пуговицами от маминого сарафана. – Всё! Хватит! Ссаживай девчонку, если не твоя! 
– Да разве ж можно ребёнка одного в лесу оставлять? 
– Тпру! – рявкнула Елена Прекрасная, и волк встал, как вкопанный. 
– Чао-какао, – сказала она, выдернув из рук Ивана-царевича клетку с Жар-птицей. – Пешком доберусь, не больно-то далеко и отъехали. 
– Ну и чёрт с тобой, – вздохнул Иван-царевич. 
– Жалко, – сказала девочка, – я вышивала, старалась… И за пуговицы теперь влетит. 
– Да ты, видать, рукодельница. Ты не Марьюшкина ли дочка? 
– У меня мама Люся. 
– Вона как… Людмила, значит, – пробормотал Иван и надолго задумался. – И где же сейчас твоя мамка? 
– На работе. А бабушка на базаре. 
– Давай-ка мы – вот что: поедем-ка мы с тобой к царю-батюшке. Там разберёмся. 
Волк рванул с места, и девочка обрадовалась, что сделала ему густую, крепкую шерсть, за которую можно держаться. 
А Елена Прекрасная тем временем не домой пошла – к тётке двоюродной, к Бабе-Яге кинулась. Пообещала Жар-птицу за помощь, и вот что Баба-Яга придумала: где на ковре незашитые дырочки остались, там путников опасности подстерегать будут. 
Бежит волк по лесу, а дорога всё хуже. Волк по грудь в землю проваливается. Не добраться им до царя-батюшки. Тут девочка сообразила: соскочила с волка и оказалась в своей комнате. Ковёр на полу лежит. С ковра Иван-царевич, волк и Мурзик на неё смотрят – выручай, мол. Быстренько взяла девочка иголку с ниткой, дорогу заштопала. Села опять на волка. Едут дальше. 
Смотрит Баба-Яга в бинокль, видит – цела дорога. Разозлилась она, включила пылесос (три киловатта) и произнесла колдовское слово. Мчится волк, дорогу нахваливает. Вдруг страшный рёв раздался, вихрь закружился. Волка вместе с седоками от земли отрывает, того и гляди, в небо утащит. Не растерялся Иван-царевич, сорвал с головы шапку царскую, бросил по ветру. Полетела она со страшной силой, помпоном дыру заткнула. Висит шапка в небе, звёздочкой среди бела дня сверкает. Разом ветер утих. 
Бежит волк дальше. До дворца уже рукой подать. А на пути ров, да такой, что ни объехать его, ни перепрыгнуть. Это Баба-Яга из шкафа голодную моль выпустила. 
Спешилась девочка во второй раз – опять в своей комнате очутилась. Принялась за работу. Одну дыру заштопала – другая наметилась. Другую зашила – рядом ткань расползается. Что делать? Вспомнила девочка, что в коробке с ёлочной мишурой немного золотой нити осталось, да там ещё и серебряная вроде была. Вышила девочка мост до самого края ковра. Серебряный с золотыми перилами, крепкий, надёжный – никакая моль ему не страшна. А красивый!.. Жаль, любоваться некогда. Иван-царевич с Мурзиком ждут, волк переживает. 
Вернулась к ним девочка. Едут они по мосту, радуются. До самых ворот царского двора по мосту доехали. Дворец-то сразу за краем ковра стоял. Царь путешественников встречать вышел. Он, оказывается, в волшебное зеркальце за всеми событиями наблюдал. Так что, был в курсе. И уже девочкину маму с бабушкой телеграммой во дворец вызвал. 
Мама с бабушкой, когда на мост ступили, заахали. Так восхищались – ну просто не хотели с этого моста уходить. Царь их еле от перил оторвал: имейте, мол, совесть – стол давно накрыт, все дожидаются. 
Увидел Иван-царевич девочкину маму и говорит: «Мне, девушка, ваше лицо знакомо. Где-то мы с вами определённо встречались. Вы почему такая грустная? Не сходить ли нам в планетарий?» Девочкиной маме тоже показалось, что она его где-то видела, да и серого волка, пожалуй. А где – ни она, ни Иван-царевич вспомнить не могут. Волк – тем более. Так и не выяснили. 
Потом, конечно, Иван-царевич женился на девочкиной маме, а царь – на бабушке. Девочку Иван-царевич удочерил, а царь увнучил и три раза в неделю водил на музыку и английский. 
Мурзика осмотрел придворный профессор. И, хотя волшебная палочка у профессора имелась, он наотрез отказался превращать Мурзика в принца. Потому что принц, полученный искусственным путём, может запросто во время обеда вскочить на стол, пролить что-нибудь на иностранцев, а то и посла оцарапать. Нет, нет!.. Никаких превращений! Только свежий воздух и положительные эмоции. 
Серого волка грамотой наградили, и газеты о нём много писали. Выяснилось, что он вовсе не серый, а яркий и своеобразный. Царевич ему работу в живом уголке предлагал: условия отличные, плюс питание – отказался. В лесничество попросился. Там теперь и работает, за санитарным состоянием наблюдает. 
Бабу-Ягу в темнице заперли. И решила Яга на старости лет мышью оборотиться – побег задумала. Ударилась оземь… Больно ударилась, а ни в кого не превратилась. С тех пор смирно сидит, на досрочное освобождение надеется. 
А Елена Прекрасная от тётки открестилась, даже передачи не носит. Сама-то Елена на свободе. Выкрутилась. Страшная это сила – красота.